Глава 2. Изнасилование?

Тот протокол заключался обидной тирадой

(Кстати, навесили правде чужие дела):

Дескать, какая-то мразь называется правдой,

Ну, а сама пропилась, проспалась догола.

(В.Высоцкий)

Если мы обратимся к документам, нам не составит труда ответить на принципиальный вопрос: чем было подкреплено обвинение? Что у них было в смысле доказательств?

Ответ: ничего. То есть вообще ничего. Ни шиша.

Они располагали единственно лишь Самантиным заявлением, которое никогда не подвергалось испытанию перекрестным допросом или судом присяжных (чья задача как раз и состоит в отделении правды от лжи) и не было ничем подтверждено, но зато находилось – как мы скоро увидим – в прямом противоречии с медицинским заключением, логикой, законами физической реальности и собственными Самантиными словами, сказанными в другое время.

Начнем с голых фактов. Для создания объективной картины нам придется рассмотреть все факты, в том числе такие, которыми сегодняшнее политкорректное сознание гнушается, но из песни слова не выкинешь.

В начале 1977 года Полянский был в США. Один знакомый, по имени Генри Сера, узнал, что Полянский фотографирует молодых девушек всего мира для французского журнала Vogue Homme, и попросил его использовать в качестве модели сестру своей приятельницы. Девушка, Саманта Гейли, жила с матерью (дважды разведенной), сестрой по имени Ким и матушкиным сожителем, сотрудником журнала Marijuana Weekly (марихуанный ежемесячник).

Девушка надеялась стать моделью, уже снялась в одном рекламном ролике, и за несколько месяцев до событий фотографировалась у профессионального фотографа (черно-белая фотография, на которой она смотрит через плечо, именно с этих фотосессий). Хорошо, не по годам, развитая, она производила на всех впечатление как минимум восемнадцатилетней: медицинское заключение охарактеризует ее как «взрослую особь женского пола». Радостей секса она тоже не чуждалась, уже в течение некоторого времени встречалась с семнадцатилетним парнем и, согласно ее собственным показаниям, имела представление не только о сексе, но также алкоголе и наркотиках. Я говорю это не для того, чтобы как-то ее очернить – в 70-е годы многие начинали рано, особенно в Голливуде, да многие и теперь не отстают – но потому, что факты есть факты: не было там никакого «ребенка» на предмет «растления». В одном из интервью она говорит: «Среди моих друзей считалось неприличным оставаться девственницей». Сколько бы ни было ей календарных лет, физически она была молодой женщиной и вовсю пользовалась радостями жизни при попустительстве матери (про попустительство – это не я придумал. Это я цитирую отчет Департамента Условного Осуждения). 

Первая фотосессия была на природе. Саманта без ложной стыдливости переодевалась на глазах у Полянского и позировала топлесс. Потом Полянский уехал в Нью-Йорк, потом вернулся, и 10 марта 1977 года состоялся еще один сеанс. Сначала они пофотографировались в доме Виктора Дрея, но свет быстро ушел (эта сторона Малхолланд-драйв плохо подходила для съемок), и Полянский позвонил Анжелике Хьюстон, в то время подруге Николсона, чтобы спросить, нельзя ли к ним зайти. Анжелики не оказалось дома, но домработница – Елена Каллиниотес – сказала: можно. Туда и отправились.

«[Елена Каллиниотес] на вид дала бы девушке лет 18; по ее впечатлениям, это была одна из тех девиц, что стремятся в киноактрисы. Она также показала, что Полянский и эта девушка вели себя как любовники» (из отчета Департамента УО). Я прошу вас обратить внимание на эти показания.

Девушка сказала, что хочет пить. Полянский (друг Николсона и свой человек в доме) открыл холодильник. Там оказалась бутылка шампанского. Саманта уже успела сообщить, что любит шампанское, и не возражала против открытия бутылки, хотя в холодильнике (по ее собственным словам) были также вода и сок. Никто ей шампанское в глотку не вливал, вот как это выглядит в ее показаниях Большому Жюри:

И он спросил: «Открывать?» А я, это: «Да все равно» [где возможно, я стараюсь сохранить стиль оригинала. - J.M.]

Елена не нашла в этом ничего предосудительного: девушка не произвела на нее впечатления несовершеннолетней. Шампанское было разлито по трем бокалам (больше половины осталось в бутылке).

Домработница ушла, они немного пофотографировались, потом позвонили матери. Полянский сообщил ей, что собирается сделать несколько снимков в Джакузи. Мать не выразила никакой тревоги, но спросила, не заехать ли ей за Самантой. Согласно показаниям Большому Жюри, девушка отказалась.

А она: «Хочешь я тебя заберу?» А я такая: «Нет».

Секундочку. Становится интересно.

Когда Большое Жюри спросило матушку, объяснял ли ей Полянский, какого рода фотоснимки он собирается делать, она коротко сказала «нет». Ни один член БЖ не осведомился о причинах подобной нелюбознательности: скоро мы убедимся, что БЖ вообще на удивление нелюбопытно именно в те моменты, которые больше всего нуждаются в прояснении. Они без лишних вопросов дали ей продолжать повествование. Я же, напротив, уточнил бы: а она его спрашивала? А если нет, почему нет? Ей было неинтересно? Ей было наплевать? Возникают и другие вопросы.

Например, почему она не сопровождала их ни на один из сеансов? В те годы Полянский был бабником мирового значения. В частности, его роман с Настасьей Кински – которая достигла возраста согласия по французским законам, но отнюдь не по американским  - широко обсуждался, а Саманта выглядела ничуть не моложе Настасьи.

ВОПРОС. Вы спрашивали мистера Полянского, можно ли вам их сопровождать?

ОТВЕТ. Да.

ВОПРОС. А что вы сказали?

ОТВЕТ. Ну, я его спросила, когда мы по телефону договаривались на тот день. Я спросила потому, что хотела с ними пойти и их обоих поснимать, я ведь тоже как бы иногда фотографирую. А он сказал, без меня будет лучше, потому что она будет вести себя более естественно.

Все это вызывает умиление, особенно причины, по которым она «хотела пойти». Надо полагать, она сообразила, что любая бдительная мать либо увяжется в компанию независимо от того, что он там «сказал», либо уж не выпустит дочурку из дома. Так как она не сделала ни того, ни другого, ей осталось только изображать полную невинность: в самом деле, что может быть естественнее, чем отпустить свою несовершеннолетнюю, скороспелую и при этом сексуально активную дочь с мужчиной, славящимся по всему миру (а в Голливудских и около-Голливудских кругах наипаче) беспорядочностью в связях и неравнодушием к молодым женщинам.

Нет, не подумайте, что я «обвиняю мать» или «обвиняю жертву». Я совсем к другому клоню, скоро сами увидите.

Возвращаемся к тому телефонному разговору («Забрать тебя?» - «Нет.») Мать пересказывает эту часть точно как дочь, после чего продолжает:

А потом Полянский взял трубку и сказал, что они в доме Николсона, а свет уходит так быстро, что они не очень много успели, и что там искусственное освещение, и еще что там Джакузи, и что они в Джакузи сделают несколько снимков. А еще он извинился, что она опоздает к ужину. Ну и вот. Когда он сказал «Джакузи», я подумала, почему Джакузи? Но ничего не спросила. Ну не спросила, и все.

Именно. Запомните это, оно нам пригодится. А пока страньше и страньше.

После событий (терпение, мы к ним вот-вот приступим) привезя мисс Гейли домой, где она удалилась к себе, Полянский показывает матушке, ее сожителю и Самантиной сестре фотографии, сделанные в прошлый раз.

А потом мы вдруг увидели фото Саманты голой до пояса, в одних джинсах. И Ким отпрянула. И я типа отпрянула. И собака написала на пол, и Ким выбросила ее за дверь.

А что, у матери не было времени после телефонного разговора поразмыслить над идеей Джакузи? Или она просто выкинула это из головы? Сразу-то не поинтересовалась, будет ли ее дочь раздетой, есть ли там кто-то еще или они в доме одни - и сама себя за это время ни разу не спросила, чем они там занимаются, с голой дочкой в ванне. «Ну не спросила, и все»? А хоть какие-нибудь мысли ее посетили после этого телефонного разговора? Судя по всему, нет, не посетили, а то она уж наверное попыталась бы выяснить, что там происходит? И наоборот, если она решила, что позировать в ванне допустимо, с чего бы она так переполошилась при виде всего-навсего неприкрытого бюста?

Картина, которую она пытается нарисовать, не выдерживает критики. А это значит, что позади маячит другая картина, и она становится все яснее и яснее. Но давайте перейдем к событиям, то есть к их изложению в показаниях.

Саманта продолжает попивать шампанское, хотя ее никто не просит – от нее требуется позировать со стаканом, но она нигде не упоминает, чтобы ей предлагали действительно пить. Похоже, она и в самом деле любила шампанское, как, по утверждению Полянского, сообщила ему по дороге. Более того, она говорит: «Я не только свое пила, его тоже». Это что же получается, из его стакана? Ну и зачем, спрашивается? И, кстати, почему БЖ не проясняет этот момент? У меня есть ответы на оба этих вопроса, но скоро мой читатель сможет все связать сам.

В ванной они обнаружили коробочку с кусочками таблетки.

А он спросил: «Это Квейлюд?» А я: «Да». А он: «Как ты думаешь, можно мне если я за рулем?» А я: не знаю, мол. А он: «Хочешь кусочек?» А я: «Нет». Ой, то есть я сказала окей, потому что – ну, не знаю.

Теперь неудивительно, что статью об «одурманивании наркотиками» повесить на него в конце концов не удалось. Они нашли раскрошенную таблетку в ванной, она подтвердила, что это именно то, что он подумал (Квейлюд был популярен в то время, использовался на вечеринках для создания легкой эйфории, и в показаниях она признается, что пробовала его раньше и хорошо знает на вид), а когда ее спросили, хочет ли она кусочек, ответила «окей» вместо «нет».

Разумеется, поведение Полянского похвальным не назовешь. Он был старше, и ему следовало ее остановить. Ну не остановил, проявил разгильдяйство. Не остановил когда она пила шампанское, не остановил когда она глотала этот кусочек, и вообще вел себя безответственно. Безобразие, конечно.

Потом девушка пошла на кухню покушать, после чего началась эпопея с Джакузи.

Я собиралась влезать в воду, а он сказал: «Ты белье тоже снимай». Ну, я сняла и влезла.

Ну и да, ну и сняла, а что такого? Кто-то еще удивляется, что Департамент Условного Осуждения усмотрел в поведении так называемой жертвы «согласие и провокацию»? Она идет с мужчиной, ведет себя как его любовница (помните показания Елены?), пьет из его стакана, глотает кусочек Квейлюда и раздевается догола – и все это без малейшего намека на какое бы то ни было принуждение.

Вот фотографии из этой ванны. Судите сами, выглядит ли юная леди смятенной, запуганной, зажатой или «одурманенной».

Начиная с этого момента, отчеты участников о происшествии резко расходятся. Она говорит, что он сделал несколько снимков, а потом тоже влез в ванну, «где поглубже».

А он сказал: «Иди сюда на минутку». И я пошла. А там вода такими струями. А он говорит, «Ну чего, тут лучше?» И как бы держит меня над водой, потому что там мне как бы через голову. А я такая: «Да, но я лучше вылезу». И вылезла.

Эта часть ее повести всегда порождает нездоровые фантазии как он якобы «изнасиловал» ее прямо там в ванне. Но даже если бы ее слова соответствовали действительности, единственное, что из них следует – это что она выбралась из ванны как только пожелала. Тем не менее, вся сцена вызывает сомнение. Во-первых, Полянский утверждает, что он в ванну не лез, а пошел окунуться в бассейн. Поскольку ничего криминального в ванне не произошло, врать ему вроде не с чего. Конечно, существует освященная временем традиция не верить тому, что он говорит – ладно, тогда как быть с вот чем: Большому Жюри Саманта заявляет, что он был совсем напрочь голый, а в позднейшем интервью – что не совсем. Все-таки в подштанниках. «Мне кажется», добавляет она.

А мне кажется, что девушка вряд ли будет нетверда насчет такой важной детали внешности своего собеседника. Ну разве только если ничего подобного вообще не происходило. Тогда конечно.

Но дальше будет еще интереснее. Выбравшись из Джакузи, барышня вовсе не поспешила надеть исподнее. По ее словам, она «взяла полотенце» и пошла поплавать в бассейне – я так понимаю, уже без полотенца. Как всегда, Жюри проявляет завидную сдержанность при задавании вопросов: ни одного о причинах, побудивших ее разгуливать и плавать в чем мать родила.

После бассейна она наконец направляется в ванную и предположительно надевает трусы. Потом, согласно ее показаниям, жалуется, что ей нехорошо, и он советует ей «пойти в ту комнату и прилечь».

ВОПРОС. А что вы сделали, когда он предложил пойти в другую комнату?

ОТВЕТ. Я, это, нет мол, я лучше домой, потому что я боялась. Поэтому я пошла и села на диван.

ВОПРОС. Чего вы боялись?

ОТВЕТ. Его.

Ну вот, сейчас наконец-то все прояснится! Наконец-то у обвинения что-то появится! Сейчас они ее спросят чем именно он ее так вдруг напугал, и услышат то, на чем можно будет строить обвинение. Может быть, он ей угрожал? Запугивал? Что-то такое сказал или сделал? Несомненно, сейчас БЖ полюбопытствует о причинах этого внезапного ужаса?

Дудки.

БЖ как ни в чем не бывало скачет дальше.

ВОПРОС. Так значит, вы прошли в другую комнату и присели на диван?

ОТВЕТ. Да.

Что, они удовлетворены ответом? Но этого просто быть не может, из голого «я боялась» толком дела не сошьешь! А вдруг девочка подвержена припадкам страха или бредовым видениям? А вдруг она, пардон, привирает? Или они просто не хотят услышать, что на самом-то деле бояться было нечего? Опять, в который уже раз, не желают узнать ничего такого, что вдребезги разбило бы образ невинной жертвы и выставило ее лгуньей? То есть, значит, они прекрасно понимают: да, она лжет. Поэтому давить на нее смысла нет. И теперь становится окончательно ясно, почему Полянскому в итоге позволили заявить себя виновным в «незаконном сексе», а не «изнасиловании с применением наркотиков», как было сгоряча хватили.

ВОПРОС. Что же было потом?

ОТВЕТ. Он меня обнял и поцеловал. А я говорила, «нет» и, это самое, «отстань». Но я его как бы боялась потому что там больше никого не было.

Опять она предъявляет свой единственный козырь: «боялась». БЖ уже знакомо с результатами ее медицинского обследования, и она не может соврать, что Полянский применял силу. Что ж она совсем-то ничего не сделала - не отпихнула его, не встала и не вышла, да наконец, просто не пошла бы «в ту комнату» садиться на диван! Да вот, знаете, боялась. Она благоразумно не распространяется о причинах этого парализующего страха – опять – и БЖ благоразумно не рискует в это углубляться. Опять.

И наконец она доходит до самого главного. «Он, - сообщает она, - прижался губами к моему влагалищу». Тут Жюри ненадолго просыпается.

ВОПРОС. Где вы были, когда он это сделал?

ОТВЕТ. Сидела на диване.

ВОПРОС. Он что-нибудь перед этим сказал?

ОТВЕТ. Нет.

Вот как? А если он ничего не сказал, как она поняла, что от нее требуется? Куннилингус требует сотрудничества. Это не акт сексуальной агрессии – скорее уж подчинения партнерше. Она сама раздвинула ноги или он как-то ей намекнул? Силой он их ей не раздвигал, это медицинский факт, но как он добился, чтобы она приняла необходимую позицию? Жюри предпочитает не вдаваться.  

Словно предвосхищая следующий по логике вопрос (который, понятно, не будет задан), Саманта снова напоминает жюри о том, что она боялась: вдруг они позабыли и начнут спрашивать, отчего она не оказала никакого сопротивления, совсем никакого, ни единого раза, почему она просто не встала и не вышла. В самом деле: с чего она взяла, что он стал бы чинить ей какие-то препятствия? Ее боязнь – не основание, если не указывается хоть какая-то причина для страха. Но нет, никаких причин она не сообщает, и БЖ ими не интересуется. Никогда. То есть совсем никогда. Ни единого раза.

Зато БЖ предпринимает вялую попытку зайти с другой стороны.

ВОПРОС. А что он при этом говорил?

ОТВЕТ. Что-то говорил, но я не помню.

Вот в этом она тверда как алмаз, и я понимаю, почему. Если бы она сдуру процитировала, что на самом деле говорилось, как бы не вышло обычного трепа двоих, занятых нехитрым взаимоприятным делом. И как бы оно не подорвало, в очередной раз, образ невинной жертвы. Если же, наоборот, она попыталась бы что-то сочинить, то села бы в лужу, потому что очень уж у них разная речь. Каждый раз, когда она его якобы цитирует, получается непохоже – ну не хватает девушке культуры. Значит, она твердо стоит на «не помню», как раз в те моменты, когда то, что «он говорил» могло бы пролить свет на происходящее. А так картина получается какая-то маловразумительная, и Жюри пальцем не шевельнет, чтобы ее прояснить.

ВОПРОС. Что произошло после этого?

ОТВЕТ. Он вступил со мной в сношение.

ВОПРОС. Что вы под этим подразумеваете?

ОТВЕТ. Он поместил свой пенис в мое влагалище.

Ну? А она что при этом делала? Как именно она приняла нужную позицию на этот раз – и, кстати, зачем? Нет, Жюри не желает знать.

Она торопится добавить: «Я не сопротивлялась потому что, это самое, там больше никого не было, и мне было некуда пойти.»

Минуточку. Непосредственно перед этим она пыталась создать впечатление, что была слишком пьяна, чтобы сопротивляться («У меня как бы кружилась голова, все как бы плыло, у меня были проблемы с координацией, ну там ходить и все такое.»)

Это само по себе не менее сомнительно, чем вся ее повесть, поскольку:

• Она только что влезала-вылезала из ванны и бассейна, разгуливала, плавала, одевалась-раздевалась без упоминания каких либо "проблем с координацией"
• Анджелика Хьюстон вот-вот ее увидит и найдет во всех отношениях адекватной (не малолетней, не запуганной, не пьяной) 
• Ее мать показала, что когда Саманта вернулась (а времени пройдет всего ничего), они долго беседовали о той несчастной фотографии топлесс, и Саманта рассуждала, не проявляя никаких следов «интоксикации»
• Того количества, которое она употребила (с едой, как мы помним) просто не хватило бы для подобной реакции организма: люди, не понаслышке знакомые с Квейлюдом, говорят что в таких дозах он всего лишь способствует поднятию настроения, почему и был так популярен на вечеринках
• Все это подтверждается тем фактом, что полиции и в голову не пришло провести тесты на присутствие в ее крови посторонних субстанций,

- но помимо всего этого, не мешает заметить, что Самантины высказывания находятся в прямом противоречии друг с другом.

Вы либо слишком пьяны, чтобы сопротивляться, и безвольно отдаетесь, либо вычисляете, что встань вы сейчас и выйди, ваш «насильник», чего доброго, не подбросит вас до дома, и вам придется ловить такси (как по-вашему, хоть одна настоящая жертва настоящего изнасилования когда-нибудь выдвигала подобные резоны?) Ее желание нагромоздить как можно больше обвинений очевидно, но, знаете, за двумя зайцами. Все время складывается впечатление, что разные люди (матушка? адвокат?) велели ей говорить разные вещи, вот она и запуталась, бедняжка, а иногда по неопытности и правда вылетает, не воробей. 

И снова здорово: «Кажется, он что-то говорил, но я не слушала и ничего не помню». А то вдруг БЖ вознамерится выяснить, что там все-таки на самом деле происходило. Зря тревожилась, не вознамерилось.

Зато они спрашивают, как она оказалась без трусов (вроде бы она их надела в ванной, а об их дальнейшей судьбе умалчивает). Ответ:

А вот когда он меня поцеловал, он их потом с меня снял.

А мы-то помним, что она в этот момент сидела на диване. Ну, и как он это сделал – силой? Вроде бы ей надо было приподнять таз? Гробовое молчание со стороны Жюри.

И, наконец, апофеоз. «Он поместил свой пенис мне в попу». Ого. Без всякой смазки. Даже не плюнув ей на задний проход. Анал всухую. Это ж, наверное, больно было до ужаса? Да нет, что-то не очень – разве только она не считает подобную деталь достойной упоминания, а Жюри не считает ее достойной внимания. Потом в интервью она скажет «он ничего плохого мне не делал», причем в оригинале didn’t hurt me in any way. То есть это перед нами такая диковина, безболезненный сухой анал.

А ну-ка постойте. Анальный секс не бывает бесследным. Даже когда очень осторожно, нежно, когда реципиент очень хочет, все равно анальный секс без лубриканта непременно оставляет повреждения. Были бы какие-нибудь, хоть незначительные, потертости, трещины, гематомы – но медицинское обследование прямо заявляет, что не было ничего. Физически это кое-как возможно, каким-то чудом (и, разумеется, при условии полного взаимопонимания с «жертвой» - хотя она сдуру выбирает именно этот момент сообщить, что «немножко сопротивлялась», а значит, без зримых последствий сухой анал так и так не обошелся бы), – но в высшей степени невероятно. Вкупе со всем, что мы уже слышали, это вопиющее неправдоподобие, это прямое противоречие медицинским документам наконец-то связывает все воедино в цельную, отчетливую картину некрасивой лжи.

БЖ, по обыкновению, помалкивает. Они ни разу не пытаются уточнить ни одну подробность, словно не хотят, чтобы Саманта глубже увязала во вранье, и чтобы дело дошло до точки, когда им придется обвинить ее в лжесвидетельстве.

Следующий эпизод, в котором Анжелика Хьюстон якобы появляется по ту сторону двери, обменивается репликами с Полянским и уходит, не подтверждается ни Полянским (ну да, ну да, знаю, кто ж его слушает), ни самой Анжеликой, так что мы могли бы вообще его не рассматривать, если бы не одна любопытная деталь. Ранее Саманта напирала на то, что «боялась», потому что в доме «никого больше не было». Ну вот, кто-то появился – притом «кто-то» женского пола. Я прочел множество комментариев как настоящих жертв насилия, так и работающих с ними профессионалов: подавляющее большинство утверждают, что ни одна настоящая жертва не пренебрегла бы такой возможностью позвать на помощь. Я не спрашиваю, почему Саманта этого не сделала (дабы не увеличивать список вопросов, единственный ответ на которые гласит «потому что ничего подобного в действительности не происходило»), но Жюри-то куда смотрит? Они спрашивают ее, почему она ничего не сказала той женщине, получают старый добрый ответ «потому что я боялась» с довеском «несмотря что теперь в доме кто-то был» и усугубленный смехотворным «я не знала, что сказать» (то есть «помогите, насилуют!!!» как-то не пришло в голову), и продолжают сидеть заткнув свой коллективный рот галстуком, чтобы оттуда вдруг не выскочил неловкий вопрос. Они дают ей вдохновенно развивать замысловатую фабулу, где трусы то надеваются, то снимаются и фигурирует еще один эпизод сухого анала, все это без малейших следов, все это со взрослой женщиной в соседней комнате.

К сожалению, один неловкий вопрос все-таки вырывается: ее спрашивают, эякулировал ли он в ее задний проход. Она отвечает безоговорочным «да», хотя мы помним, что и вагинальные, и анальные мазки показали отсутствие спермы; она также подтвердит, что клизму не ставила, не спринцевалась и даже душа не принимала. БЖ осторожно уточняет, известно ли ей, что такое эякуляция и что такое сперма, и она их успокаивает: да, известно. Ну еще бы.

Анжелика Хьюстон утверждает, что «вернулась в дом Николсона, поняла, что в доме кто-то есть, и позвонила Мисс Каллиниотес, которая подтвердила, что в доме находятся обвиняемый и потерпевшая.» Далее Анжелика тоже нигде не подтверждает эпизода, столь живо (в ущерб достоверности) Самантой описанного. По ее словам, она так и сидела у телефона, когда незваные гости к ней вышли. «Относительно внешности потерпевшей, Мисс  Хьюстон заявила: «Она не произвела на меня впечатление расстроенной. Мне показалось, что это одна из таких девиц, в возрасте от – от не знаю чего до примерно 25. Понимаете, она совершенно не была похожа на запуганную тринадцатилетку.» Именно.

Полянский отвез Саманту домой, и последующие события будут рассмотрены в следующих главах. А пока позвольте мне привлечь ваше внимание к еще одному факту. Потрясающему. Умопомрачительному. Никогда не афишировавшемуся, и поэтому публике не известному.

Мы уже знаем, что никаких вещдоков не было, причем не только доказательств «изнасилования», но секса как такового. Ан нет, не так все гладко – были же трусы!

Тумас, полицейский, который отвез Саманту в госпиталь Парквуд для освидетельствования, показал, что она передала ему «трусы цвета меди или бронзы» по месту ее проживания «вечером 10 марта, перед тем как ехать в больницу».

Я не уверен, что вещдоки, полученные из рук потерпевшей вне места преступления, имеют юридическую силу, но пусть.

На трусах обнаружено подозрительное пятно. Проведена экспертиза.

Эксперт-криминалист Ли Эдвард Манн рассказывает о результатах: с помощью реактивов установлено, с вероятностью примерно 90%, что это семенная жидкость мужчины. Почему вероятность не 100? А сперматозоидов не обнаружено. И вот взрывается настоящая бомба, и всем на нее наплевать.

ВОПРОС. Бывает ли семенная жидкость без сперматозоидов?

ОТВЕТ. Да.

ВОПРОС. В каких случаях?

ОТВЕТ. Например, если тот, кому она принадлежит, в силу патологических особенностей не способен производить сперматозоиды, или перенес вазектомию, в результате которой их тоже не будет.

Ну и кто бы это был? Жюри на всякий случай уточняет мнение эксперта у доктора Ларсона. Тот отвечает:

ОТВЕТ. В результате перенесенной вазектомии мужчина производит семенную жидкость, но в ней не обнаруживаются сперматозоиды.

ВОПРОС. Возможны ли другие ситуации, при которых в семенной жидкости не обнаруживаются сперматозоиды?

ОТВЕТ. Да в общем, нет.

ВОПРОС. А как насчет стерильности?

ОТВЕТ. В результате вазектомии наступает стерильность. Если мужчина стерилен, это значит, что он не способен иметь детей, но он по-прежнему способен производить семенную жидкость. Но в ней недостаточно сперматозоидов.

Прекрасно. Замечательно. Тот, кто оставил свое пятно на Самантиных трусах, был неспособен к деторождению. Кто бы это ни был – ее бойфренд или еще кто – Полянский тут совершенно ни при чем.

Ну и что, теперь они назначат сравнительную экспертизу? Ладно, ДНК в то время не определяли, но хоть что-то? Группу крови? Образец спермы обвиняемого? Что-нибудь?

Нет. Никаких тестов. Никаких сравнений. Можете придумать уважительную причину, почему нет? Ага, вот и я могу: потому что любой тест перевернул бы дело с головы на ноги. Мать и дочурку пришлось бы привлечь за попытку ввести следствие в заблуждение посредством фабрикации улик.

Но роли к тому времени уже распределены: он преступник, она жертва. Поэтому трусы с неизвестно чьим пятном просто заметают под диван. Отвратительная насмешка над правосудием, и увы, отнюдь не последняя в поднявшейся свистопляске.

Смотрите. Уже одного этого – трусов с пятном - достаточно, чтобы понять, кто тут настоящая жертва! А теперь давайте еще примем во внимание, что мисс Гейли (при полной материнской поддержке) отказалась свидетельствовать на суде, отказалась подвергаться перекрестному допросу, отказалась от психотерапии. Иными словами, отсекла все возможные попытки разобраться в ее россказнях.

Многие полагают (и я с ними согласен), что это была классическая подстава.

И действительно: стоит принять эту гипотезу, и все встает на место. Поведение матушки, которое мы находили странным, превращается в весьма последовательное. То же относится к Самантиной готовности проделать все составляющие флирта (переодевалась у него на глазах, позировала полуодетой, пила, в том числе из его стакана, позировала без ничего, разгуливала и плавала голой) и полному отсутствию сопротивления когда дошло до дела. То же относится к нагромождению обвинений, одно другого краше, то ничем не подтвержденных, а то и прямо опровергаемых экспертными заключениями, логикой и законами физической природы (оральный секс! Анальный секс! Два раза подряд без смазки! Чем страшней, тем легче поверят): ну хоть что-то должно было прилипнуть. То же с этим отчаянным притаскиванием подложных трусов – когда стало ясно, что ни внутри ни снаружи у потерпевшей ничего не просматривается. То же с отказом Гейли от суда присяжных и профессиональной психологической помощи. То же с их неоднократными настойчивыми просьбами, чтобы Полянского не сажали в тюрьму: в самом деле, если они потом собирались подавать гражданский иск, он был им нужен на свободе и на работе. Кстати, впоследствии они подали-таки иск на очень круглую сумму, что окончательно превращает мои подозрения в твердую уверенность.

Но подстава или не подстава, одно ясно как день: не было там никакого изнасилования.

И самое главное, в тот момент все это прекрасно понимали.

Мы уже дивились на необъяснимое поведение жюри. Оно становится объяснимым, если мы предположим, что они отлично понимали: девушка врет. В результате Полянскому дали заявить себя виновным в «незаконном сексе с несовершеннолетней», хотя судебная практика требует принимать заявления о виновности только по самой серьезной из предъявленных статей. А самая серьезная из них – «изнасилование с применением наркотиков», а всего предъявлено было шесть (анальный секс с лицом, не достигшим 14 лет – отдельная статья, и куннилингус, кстати, тоже, под названием «извращение»), и ни одна не выдерживала никакой критики. (Да если бы он просто заявил себя невиновным по всем статьям, никто бы в жизни не доказал, что там вообще что-то было – но об этом в другой главе.)

Из заключения Департамента Условного Осуждения: «… настоящее правонарушение не носило насильственного или агрессивного характера. Есть указания на то, что обстоятельства были провоцирующими, что имело место попустительство со стороны матери, что потерпевшая была физически зрелой и с ее стороны имело место согласие. Один из психиатров [обследовавших Полянского на предмет психопатологии. – J.M.] дополнительно предлагает отметить отсутствие принуждения со стороны обвиняемого.»

Сегодня Саманта заявляет точно то же самое. Мы уже слышали как она говорила, «силу не применял, ничего плохого мне не делал». Теперь посмотрите сюда:

Уважаемый судья Фидлер,

К вам обращается жертва «незаконного секса с несовершеннолетней», за который мистер Полянский был осужден в 1977 году (петиция Гаймер от 1997 года) Именно так. А вовсе не «жертва изнасилования».

Я считаю, что мистер Полянский не имел намерения меня напугать или причинить мне вред. Вот и ответ на проклятый вопрос, задать который Большое Жюри постеснялось. Нечего ей там было «бояться» – кроме ответственности за собственное участие в «незаконном сексе».

Гилберту Гарсетти

Окружному прокурору

Уважаемый мистер Гарсетти,

Меня зовут Саманта Гаймер. Когда мне было 13 лет, я стала жертвой «незаконного секса» со стороны Романа Полянского, в чем он заявил себя виновным. Во время его ареста, я и моя семья ходатайствовали перед тогдашним окружным прокурором, Джоном ван де Кампом, чтобы с мистером Полянским был заключен договор о признании вины при выполнении им следующих условий: он должен признать свою вину, проявить раскаяние и изменить свой образ жизни. Мне представляется, что он все это выполнил. Он признал факты, составляющие преступление, в котором он заявил себя виновным.(…)»  А теперь позвольте мне вам напомнить, что единственный «факт», в котором он признал себя виновным – это «незаконный секс». Полянский всегда настаивал, что все произошло по взаимному согласию, и «признал факты» исключительно с этой оговоркой. Саманта тоже именно этим занимается все последнее время: намекает, все более и более прозрачно, на имевшее место согласие как продукт взаимного непротивления сторон («Это был  просто секс», «Он имел со мной секс»). К сожалению, вряд ли она когда-нибудь решится сказать то же самое прямым текстом: по штатовским законам-то она не имела права давать согласие, так что в одночасье из жертвы превратится в соучастницу. Хуже того - в лжесвидетеля.

Каждый раз, стоит делу оказаться в опасной близости к залу суда, Саманта развивает бешеную деятельность, с ходатайствами и прошениями: закрыть дело. Забыть дело. Ничего удивительного - теперь ей не дали бы так легко отвертеться от перекрестного допроса, и ее побасенка была бы наконец подвергнута тщательному анализу. И все доказательства тоже были бы рассмотрены… хотя не было там никаких доказательств! Разве что подложные, как эти несчастные трусы.  

Следующая глава

Оглавление