Роман Полянский как доказательство бытия Божия

Как во смутной волости
Лютой, злой губернии
Выпадали молодцу
Все шипы да тернии
(В.Высоцкий)

Примерно тридцать пять лет назад я мечтал стать режиссером - когда вырасту. Я смотрел все фильмы, какие только выходили в прокат, и читал специальную литературу. Я думал, что знаю про кино все. Я никогда не слышал о Полянском до 1979 года.

И неудивительно. Советский все-таки Союз, а Полянский эмигрировал из ПНР, то есть Польской Народной Республики, если кто не знает. Страны социалистического лагеря. Имена эмигрантов были табу в Советском Союзе, разве что какой-нибудь дрессированный критик скармливал нам порцию вранья.

В статье, которую я прочел в 1979 году, говорилось, что этот данный конкретный эмигрант, дезертировав из своей страны и – разумеется – ничего на Западе не достигнув, является гнуснопрославленным сатанистом. Он устраивал черные мессы и прочие оргии, во время одной из которых его беременная жена (тоже известная сатанистка) была зверски убита. Дальше в статье долго смаковались подробности убийства, и придумывались мерзкие детали, которые я не хочу здесь приводить. Кто-то умелый это состряпал, потому что я, который к тому времени (а было мне пятнадцать) уже страшно гордился тем, что никогда не покупаюсь на нашу советскую пропаганду, проглотил все это не поморщившись. А вместе с этим и «растление малолетней» вкупе с «бегством от правосудия», которыми венчалась статья. (На правосудие они, правда, не слишком напирали: для совпрессы не comme il faut указывать на наличие правосудия в США, так что в этом пункте они были туманны.) Все это оставило у меня такой осадок, что на протяжении многих десятилетий я не желал в своей жизни никакого Полянского. У меня развилось такое же нутряное неприятие, отторжение, как сейчас у западных людей под гипнозом их западной прессы.

Я даже не стал смотреть «Пианиста». Я сказал: дудки, кушайте сами. Сатанист и растлитель? Увольте.

Потом, в апреле 2010 года, что-то случилось.

Я работал над сценарием, и был эмоционально и интеллектуально истощен до такой степени, что каждый день смотрел фильмы ужасов – идеально очищает голову и душу от мыслей и чувств. Я просматривал список фильмов в рассуждении чего бы еще найти пострашнее, и глаз зацепился за одно название; я увидел имя режиссера и содрогнулся. Не знаю, почему я сразу не плюнул, как плевал тридцать лет. Может быть, любопытство возобладало. А может быть, мое время пришло.

Это был «Жилец».

С тех пор я посмотрел этот фильм раз пятьдесят. Он неисчерпаем. Сейчас, и по всей вероятности навсегда, это мой самый любимый фильм в мировом кинематографе.

Примерно на середине я вдруг отчетливо понял, на все том же нутряном уровне: все, что я «знал» раньше – ложь. Этот фильм, со своей отчаянной личной нотой, был создан не тем человеком, которого я «знал».

Собственно, кроме той вредной пропагандистской чуши я ничего о Полянском и не знал толком. За последними новостями я не следил, телевизор не смотрю никогда, в Интернете держался нескольких специфических сайтов. Я даже не знал, как Полянский выглядит. У меня была смутная идея, что он должен быть высоким брюнетом (сатанист, сами понимаете). Он не указал себя в титрах «Жильца» как исполнителя главной роли, и в первый раз я все дивился – кто такой, почему не знаю? Откуда во французском (первой мне попалась франкоязычная версия) кино 70-х взялся потрясающий актер, о котором мне ничего не известно? Полез в википедию.

Теперь совсем ничего не соответствовало картине, с которой я жил до того. Я стал смотреть все его фильмы. Та весна была совершенно безумной, работы невпроворот и поездки по всей Европе, но к концу июня я посмотрел все, кроме «Безымянного автора» – неоткуда было скачать. Моими любимыми режиссерами доселе были Куросава и Хичкок; теперь я нашел, наконец, своего режиссера, абсолютного режиссера, совершенство.

И тогда я начал копать материалы. Я чувствовал своим долгом выяснить, что же на самом деле произошло. И на мою голову обрушились тонны информации.

Вот тогда я поблагодарил Бога за свое университетское образование. Оно научило меня работать с источниками – сравнивать, выискивать оригинальную информацию, отделять документ от побасенки, ложь от факта; не лениться искать доказательства, ничему не веря на слово. Несколько недель я не делал ничего, только читал и смотрел: статьи, транскрипты, интервью, все, что можно было найти на любых языках.

Может быть, мой читатель знаком с основными фактами, но для того, чтобы моя основная мысль стала ясна, я должен их повторить.

Роман Полянский (Роман Раймунд Либлинг) родился в семье непрактикующих польских евреев (мать русского происхождения, еврейка только наполовину, воспитана в католичестве), проживающих в Париже. День рождения – 18 августа, а год – 1933: приход Гитлера к власти. Вскоре многие евреи поняли, что из Европы надо бежать, и двинулись на запад, в Штаты.

А Либлинги направились на восток. Назад в Польшу. Так начинается эта историяи так в ней теперь все и будет. Итак, в 1936 году, за три года до войны, оккупации и Холокоста, эта семья решила переехать в самый центр будущего ада. Они поселились в Кракове.

Потом война и оккупация: шесть лет в преисподней. Шесть. Вы, вероятно, знаете, что Польша была лабораторией, где отрабатывались методы «окончательного решения еврейского вопроса». Польша должна была стать Judenfrei - свободной от евреев.

Эшелон уходит ровно в полночь,
Эшелон уходит прямо в рай.
Как мечтает поскорее сволочь
Донести, что Польша – Judenfrei.
Judenfrei Варшава, Познань, Краков,
Весь протекторат из края в край
В черной чертовне паучьих знаков
Ныне и навекиJudenfrei.
(Александр Галич)


Как и всех прочих краковских евреев, Либлингов переселили в гетто. Я не буду вдаваться. Действие «Пианиста» происходит в Варшаве, но Полянский использовал там свои детские воспоминания.

Такое детство. Ему было только-только шесть, когда кошмар начался, и почти двенадцать к концу войны. Как раз в эти годы формируется личность.

Мать увезли в Освенцим с первым транспортом. Потом он узнает, что ее сразу же отправили в газовую камеру.

В марте 43 года гетто было «ликвидировано», то есть всех, кто еще был жив, перевезли в концлагеря; около двух тысяч слабейших расстреляли прямо на улицах. Утром того же дня отец Полянского прокусил кусачками дырку в колючей проволоке и велел сыну бежать, искать убежища в польской семье, с которой была вроде как договоренность. Он был светленький и на еврея не слишком похож; у него был шанс.

Роман идет к этим людям, никого нет дома; он возвращается.

И вот эта модель будет повторяться во всех его последующих «бегствах». Можно бежать, но он возвращается, подвергается новой смертельной опасности, и только когда надежды больше нет, бежит окончательно.

Многих уже увезли, других собрали на аппельплаце, это сущий ад. Роман понимает, что отца не найдет, что надо выбираться отсюда, но -

Но по дороге он подобрал еще одного пацана. О котором Либлинги заботились (несмотря на нечеловеческие условия, голод и нищету), потому что вся его семья была уничтожена. Очевидно, Полянский решил, что теперь его очередь заботиться о пацане; видите ли, мальчик этот – Стефан – был совсем маленький и сам о себе заботиться не мог. Полянский-то, понятно, был большой, как же, восемь лет, почти девять. Опять же, он повзрослел и научился жизни во время своих прежних вылазок за пределы гетто (мелких посылали выпросить или украсть хоть что-нибудь). Сам он никогда не рассказывает этот эпизод как героический, только упоминает, вскользь, в связи с той сценой из «Пианиста». Он сказал охраннику, что они хотят с аппельплаца пойти обратно в гетто и прихватить хлеба. Он сказал, что они вернутся. Охранникполякдал им уйти. Вот откуда «Не беги». Мальчишки уходят в лабиринт улиц. Вот откуда проход Шпильмана по опустевшему гетто. А там Роман знал каждый лаз, трубу и отдушину. Они уходят.

Несложно догадаться, почему он не смог остаться с той семьей. Я так понимаю, они не договаривались о двух мальчиках. Вот тут начинаются странствования маленького Полянского по стране, где хозяйничают люди, поставившие себе целью истребить всех евреев. Он живет на фермах, учится делать любую работу. Я сказал бы, что он учится выживать, но этому научиться нельзя, с этим надо родиться. В начале 45 года он вернулся в Краков, жил в подвале с шайкой таких же беспризорников. Потом пришла Красная Армия.

Недавно я рассказывал эту историю одной женщине, моему хорошему другу, которая ничего не знала о Полянском. Когда я дошел до этого места, она вздохнула с таким облегчением, что я понял: надо было ее сразу предупредить, что облегчения не будет. Никогда. Это бесконечная история бед и трагедий.

Вот теперь, например, после освобождения, над Краковом пролетает единственный немецкий самолет, ухитряется сбросить единственную бомбу, и конечно Полянский здесь неподалеку и ранен осколками. Это хороший эпиграф ко всей истории, учитывая, что Краков – второй по величине город Польши.

На тот момент он считал себя католиком, потому что в фермерских семьях его обучили молитвам. Он пытался приладиться к католикам и, к стыду моей конфессии, был отвергнут, стоило им узнать, что он живет у тетки-еврейки и никогда не был крещен. Ксендз-антисемит сказал: «Посмотри на свой нос» - интересно, правда, когда твое происхождение вызывает возражение что у оккупантов, что у своих. Тогда он пошел в школу советского образца, который как раз тогда стал насаждаться, и стал марксистом, чтобы потом опять-таки разочароваться. Пожив в семьях дальних родственников (тоже не самое счастливое время), Полянский воссоединяется со своим отцом, выжившим в концлагере.

Но отец привел новую маму. Отношения с мачехой не сложились катастрофически. Полянский свалил из семьи как только стало можно, а именно в четырнадцать лет. Он непрерывно учился, чему угодно, - например, электротехнике в польском аналоге ПТУ, - и с очень раннего возраста играл в театрах, в частности, Ваню Солнцева в катаевском «Сыне полка» - их даже возили на фестиваль в Варшаву и дали премию, но в этом очерке я не буду рассматривать его творческое развитие. Только судьбу.

Все-таки обратите внимание вот на что. Полянский учился в ПТУ, а потом в художественном училище; общеизвестно, что он исключительно одарен и в технике, и в искусствах. Как будто Бог старался создать идеального режиссера – и преуспел, конечно.

Тут новая беда: некий человек ударил юного Полянского кирпичом по голове (несколько раз) и бросил помирать. И снова Полянский выживает, ухитряется добраться до милиции и – с черепом, проломленным в пяти местах – дать такое точное описание, что милиция арестовала нападавшего. Который, как выяснилось, уже убил несколько человек точно таким же образом.

Я догадываюсь, что к этому месту моя история утратила всякое правдоподобие. Если бы мы не знали, что все это так и было, решили бы, что для одного человека что-то многовато. В литературе или кино такое нагромождение несчастий сочли бы нереалистичным. Но дальше будет не легче.

А пока небольшая передышка: Лодзинская киношкола, колыбель многих талантов. Первые короткометражки, первая жена (дело кончится скорым разводом) Бася Квятковская, первая возможность поехать за границу. Во Францию, куда он всегда мечтал вернуться.

Там он снял короткометражный фильм под названием Le Gros et le Maigre («Толстый и Тощий»). Одна из его предыдущих короткометражек, «Двое со шкафом», уже заработала несколько международных премий. Обе ленты потрясающе хороши, но для нас важнее, что в обеих он развивает свою основную тему: жертва и разные аспекты ее существования. В «Толстом и Тощем» он играет Тощего, подвергаемого разнообразным унижениям, прикованного за ногу к козе. У зрителя остается неуютное впечатление от железной цепи на голой лодыжке и от приводящей в смятение развязки сюжета.

Почему он не остался во Франции? Он мечтал только о том, чтобы уйти от бесцветной реальности «социализма», свалить из страны, где талант не может быть свободен. Я надеюсь, мои читатели знают, как тяжело – практически невозможно – было уехать за границу; когда для него открылась эта маленькая дырочка в железном занавесе, почему он просто-напросто не там не остался? Опять старая история. Унес было ноги; нет, надо вернуться.

Он вернулся в Польшу, чтобы снять свой первый полнометражный фильм, «Нож в воде». Основная тема фильма – такая же, как в короткометражках. Шедевр, конечно, а мы чего ждали? Номинация на Оскара за лучший иностранный фильм года. Оскара все-таки не дали, врать не буду, Оскара в тот год дали Феллини за 8 ½ - не то чтобы очень уж позорное поражение. Фотография из фильма появилась на обложке журнала «Тайм». Поразительное, беспрецедентное начало для никому не известного польского дебютанта, и, надо думать, честь для его страны?

Не тут-то было. Руководство Польши и лично товарищ Гомулка объявили это позором для державы. Никакого финансирования больше, естественно, не предвиделось. Конец фильма.

Дальнейшую судьбу Полянского можно было бы легко предсказать. Попытки найти работу, попытки свалить на запад (он успел предпринять несколько, абсолютно безумных, например, сконструировал некую подводную лодку – и куда только собирался плыть? – и едва не утонул при испытаниях), арест, тюрьма или психушка. Но случилось чудо, его официально пригласили работать, снять новеллу в альманахе Les Plus Belles Escroqueries du Monde, представляющем молодых подающих надежды режиссеров, и произошло это как раз в подходящий момент: до того был сталинизм, потом начнется реакция на пражскую весну, а тогда еще оттепель, мышеловка не успела захлопнуться, - пусть выметается, скатертью дорожка.

Очередной вздох облегчения… Стойте, забыл: в начале шестидесятых он опять серьезно пострадал, в автомобильной катастрофе (перелом основания черепа, двое суток в коме). Но на таком общем фоне, понятно, мелочь: позабудешь.

Я читаю в википедии статьи про других режиссеров, и диву даюсь: какие у них короткие биографические разделы! Родился, учился, работал. Если кто-то вдруг играет на музыкальном инструменте, этому непременно уделят внимание. Автомобильная катастрофа удостоилась бы целого отдельного параграфа, если не подраздела.

Кстати, Полянский играет на чертовой прорве музыкальных инструментов.

Ну вот, теперь Европа, и «Отвращение» - классика кинематографа, и одна из вершин, «Тупик» (хотя, если подумать, все его фильмы – вершины), и «Бал вампиров», который, спасибо, в последнее время начинают все-таки ценить, хотя бы на десятую долю того, что этот фильм заслуживает; работа и друзья, и совершенно новая жизнь, и так похоже на свободу. Счастливый брак, и приглашение в Голливуд, а там он еще раз всех побеждает на их собственном поле, поставив «Ребенка Розмари», неоспоримую классику на все времена. И кажется, что у него может наконец быть нормальная жизнь. Что все плохое осталось позади.

«Конечно, это было счастливое время. Для нас для всех. Роман был счастлив, он был с красавицей Шерон. Все ее любили. Он ее любил, я ее любила, мы все ее любили.» (Миа Фэрроу). Как ни странно, это правда, насчет «всех». Все говорят, что она была милая, умная, талантливая, и, самое главное, добрая. «За шесть лет, что я ее знала, она ни разу не сказала ни о ком худого слова» (Шейла Уэллс, одна из друзей дома).

«Мы так надеялись, понимаете, эта новая жизнь с женщиной, которая его любит и которая так ему подходит, с ребенком – мы так надеялись, что у него появится какая-то надежность, у него ведь этого никогда не было. И в новой стране. Я хочу сказать, будущее принадлежало ему. Мы так думали. А потом все просто рухнуло.» (Миа Фэрроу)

«Шестидесятые резко оборвались 9 августа 1969 года, в день убийств на Чело Драйв» (Джоан Дидион, «Белый Альбом», сборник статей о жизни в шестидесятые годы).

Заголовки в прессе: «Ритуальное убийство». «Кинозвезда погибла в ритуальной резне». Ну а как же еще, ведь ясно, и так приятно возбуждает: смотрите, муж снимает сатанистский фильм, а жена гибнет в сатанистском убийстве! Одна беда, ни то ни другое не имеет к сатанизму никакого отношения. Я попозже дам анализ фильма в этом разделе блога, а что касается мотивов Чарльза Мэнсона и его психологии, так я с большим удовольствием углубился бы в мотивы и психологию таракана.

Тоталитарная секта с бессвязной идеологией, они убили ее просто так. И других людей вместе с ней, просто так (и потом еще в другом месте, просто так), и Полянскому позвонили в Лондон, и Эндрю Браунсберг, продюсер и друг, с которым они работали над новым фильмом (этот фильм никогда не будет снят; то есть будет, но другими людьми), скажет через много лет: «Я никогда не видел ничего подобного. Как человек у тебя на глазах просто распадается на части.»

А потом начался настоящий ведьминский шабаш, в прессе. Первоначальная чушь, что мол, конечно он ее убил, кто же еще (вариант: конечно, это все наркотики, что же еще) скоро пошла на убыль, не найдя подтверждения (особенно после того, как Полянский потребовал испытания детектором лжи – существует аудиозапись, я не советую слушать, сердце не выдерживает). Зато другая осталась надолго, увековеченная в заголовках типа «Какие оргии устраивала Шерон Тейт» или «Живешь не как люди, помрешь не как люди» (Live Freaky, Die Freaky).

19 августа Полянский ошибочно решил, что в состоянии встретиться лицом к лицу с представителями прессы и защитить доброе имя покойной жены. Это была жалкая попытка. Только недавно первый после Бога на площадке «Ребенка Розмари», теперь это был испуганный, несчастный пацан, как будто все опять повторяется, и мать только что увезли в Освенцим.

«Вы все начали вдруг любопытствовать, какие у меня были отношения с Шерон в последние месяцы. Я могу вам сказать, что последние месяцы, как и эти немногие последние годы, что я провел с ней, были единственным по-настоящему счастливым временем в моей жизни.» Слова застревают в горле, он их выплевывает, акцент куда хуже, чем обычно; в слезах и соплях. «Все вы знаете, какая она была красивая. Я часто слышал и читал, что она была одна из самых красивых, если не самая красивая женщина в мире. Но только немногие знали, какая она была хорошая

На этом месте я чуть сам не разревелся, настолько это слово – «хорошая» - было неуместно, нелепо перед лицом этих шакалов с камерами и вспышками. Но самое ужасное было еще впереди: «И по мере того, как вы будете узнавать все новые и новые факты, вам будет становиться стыдно за всю ту ложь, которую вы…»

Стыдно им будет. О Боже ж ты мой… Вот именно этой речью он и закрепил образ себя как идеальной жертвы. Трудно не бросить нож в того, кто намалевал мишень у себя на груди.

В фильме «Жилец» есть сцена, когда Трелковский сидит в баре с беднягой, который любил Симону и только что узнал о ее смерти. Вваливается группа удалых парней, и их предводитель кричит: «Проставляюсь на всех!.. Всех, кроме него!» - и показывает пальцем на беднягу. Вот так мир выбирает свою добычу. Безошибочно. Акулы чуют кровь.

Ведь пресса не только ради денег старается. Конечно, приятно писать о том, о чем читателю будет приятно почитать; но главное, стремление раздуть сенсацию сродни любой другой разновидности садизма: оно ненасытимо. И на смену чудесной, вкусной новости о пяти кровавых убийствах не может прийти такая преснятина, как сочувствие - к мертвым или к живому.

Тяжело найти в себе силы сочувствовать, когда масштаб несчастья превышает разумение. Со-Чувствие предполагает отождествление со страдающим, а кто на такое добровольно пойдет? Полянский вечно перехватывал через край: у некоторых бывает тяжелое детство – у этого сразу Холокост; кто-то получает травмы – этому проламывают башку кирпичом; кто-то теряет близких – у него единственный родной человек гибнет в одном из самых громких преступлений века. Все в избытке. Я знаю, многие праздно любопытствуют: может ли человек все это пережить и остаться в своем уме. Вообще, остаться человеком. Именно поэтому, еще до убийств, когда его отношения с прессой были довольно мирными, он так старался преуменьшить свои несчастья. Когда его спрашивают про Холокост, он непременно заводит песню о том, что ребенок «принимает жизнь такой, какая есть», не знает другой реальности и живет в чем дадут; что ничего из ряда вон выходящего с ним не происходило; что любой мог погибнуть много раз, например, если бы на голову свалился цветочный горшок. В фильме Линча «Человек-слон» герой кричит в отчаянии: «Я не чудовище, я человек!»

Но он опять выжил, хотя судя по рассказам друзей, это были тяжелые годы.

А теперь, перед новым поворотом судьбы, давайте остановимся и подведем предварительные итоги.

В статье про фильм "Жилец" я отметил несколько важных аспектов, но вот еще некоторые, в дополнение к тем.

Один знакомый психолог, специалист по пост-травматическому синдрому, сравнил травму (мы сейчас о травмах, а не о неприятностях) с гвоздем, забитым прямо в тело. Гвоздь нельзя извлечь, но можно научиться с ним жить. Если все пойдет хорошо, гвоздь капсулируется. Он никогда не перестанет вас время от времени беспокоить или отражаться на вашем (под)сознании, но хотя бы не все время активно ранит. Таким образом, если мы возьмем одну изолированную травму, - скажем, маньяк проломил башку кирпичом – она может капсулироваться. Если бы в его жизни не произошло ничего другого, Полянский приспособился бы к этому – ну, кошмар приснится время от времени, ну, фобия какая (к кирпичам или чему другому), ну, иногда запах или звук оживили бы болезненные воспоминания, но в общем, все бы образовалось.

Если же травмы следуют одна за другой, - продолжал мой знакомый, - это все равно что гвозди вколачивались бы точно в то же место, где уже вколочен самый первый. Старая боль оживает, а новая прибавляется и усиливается в геометрической прогрессии. Ну вот, а если эти гвозди заколачивать несколько лет подряд – да все большие и ржавые – а после небольшой передышки, опять – и опять – тогда надежды на заживление нет совсем.

Но и это еще не все. Маньяк с кирпичом – это одно, а потерять тех, кого любишь – совсем другое. Сначала мать, и всех, кто был вокруг. Потом жену и ребенка (который должен был родиться всего через пару недель), и всех, кто был вокруг. В этой ситуации у выжившего развивается survivors guilt, специфическое чувство вины, иррациональное и разрушительное. «Я кругом и навечно виноват перед теми».

И, хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть,
У кого – у кого она есть.
Кто-то скупо и четко отсчитал нам часы
Нашей жизни, короткой, как бетон полосы.
И на ней – кто разбился, кто взлетел навсегда,
Ну, а я приземлился. А я приземлился.
Вот какая беда.
(В.Высоцкий)

«Я не знаю, как он существует» - заключил мой приятель. – «Как человек с незаживающими ожогами по всему телу».

Журналисты всегда с нездоровым любопытством расспрашивали Полянского о его чувствах. Не дай вам Бог узнать.

И все равно он как-то выживает. Он никогда не жалуется, никогда никого не винит, никогда не рядится великомучеником, не ладит себе терновый венец, и шарахается от проявлений жалости к себе как черт от ладана. Все, кто его лично знает, неизменно говорят, что он большой оптимист, человек очень сильный и абсолютно здоровый психически, с потрясающим чувством юмора. 

Что у нас получилось? Человек, рожденный с талантом выживания в любых обстоятельствах, с огромным запасом прочности – и сплошная череда катастроф, одна за другой. Словно Бог экспериментировал (калеча, но не убивая: каждый раз еще одна пядь соломенного моста над пропастью появляется из ниоткуда) – если создать несламливаемого человека, можно ли его все-таки сломать? Если дать ему все – талант, ум, обаяние – а потом подвергнуть его всякому мыслимому и немыслимому давлению, будет ли он все равно стоять на ногах?

Да, будет.

Ладно, тогда последняя капля.

Теперь пусть его арестуют и объявят педофилом, изнасиловавшим ребенка.

Если вы не ознакомились с моими аргументами здесь, или несогласны с ними, не читайте дальше. Все последующее покажется вам бессмыссленным, не тратьте напрасно время.

Между трагедией 69 года и арестом в 77, Полянский снял четыре фильма, все пророческие.

В «Трагедии Макбета» Леди Макбет – очень молодая девушка, почти девочка, которая не понимает, что творит.
«Что?» - комедия о том, что понимание невозможно в принципе.
В «Китайском квартале» речь идет об отсутствии справедливости и правосудия (в Лос-Анджелесе).
В «Жильце» группа людей методично травит одного безо всяких на то причин.

Все это найдет отражение в последующих событиях. У тех, кто не избранник Божий, обычно бывает наоборот.

Итак, его арестовывают, и начинается свистопляска. Мы уже знаем об этом достаточно, но позвольте мне обратить ваше внимание на некоторые подробности.

Слушания по поводу договора сторон назначаются на годовщину гибели Шерон. Чья жестокая шутка? Транскрипт я читал, Кафка отдыхает. (потом об этом напишу отдельно)

После этого ему разрешают уехать из Штатов, подшабашить для Лаурентиса. Он уезжает – и возвращается по первому распоряжению судьи.

Спрашивается, зачем? В тюрьме посидеть? А то мало показалось?

Возвращается, отправляется в тюрьму Чино, и там сохраняет здравый рассудок всем прогнозам вопреки. Опять.

Помните про пост-травматический синдром? Теперь, в довершение ко всему, Полянский имеет привилегию оставаться в камере («не подследственный, ребята, а исследуемый я» - то есть, конечно, подследственный, но не осужденный, а именно что обследуемый) и там в свое удовольствие размышлять, как внезапно в глазах всей общественности превратился в насильника-педофила, как вся жизнь пошла прахом, сколько людей за это время успели его предать… но это же только новые гвозди. А все старые никуда не делись, и вот несколько завершающих штрихов: окно выходит на колючую проволоку, а в той же самой тюрьме (спасибо, в другом крыле) сидит – кто бы вы думали? – Мэнсон и члены его так называемой «семьи». Обычный человек залез бы под койку, свернулся в позу эмбриона и тихо съехал в помешательство. Полянский вызвался убирать территорию, хотя вне пределов камеры никто не гарантировал ему безопасность.

«Заключенный Полянский находится под моим надзором и весьма успешно адаптировался к тюремным условиям. Заключенный Полянский добровольно вызвался убирать территорию и осуществляет работу быстро и  эффективно. Заключенный Полянский является лидером и организатором, не требует для себя никакого особого отношения. Он хорошо ладит как с администрацией, так и с другими заключенными.» (из отчета надзирателя

Именно. Как всегда, ни на что не жаловался, никого не винил. Все свои обязательства выполнил. И вот он выходит, живой, - очередной круг ада пройден, и вроде бы есть надежда. Только мы уже знаем, что никакой надежды нет. И наконец он тоже это осознает, и только тогда валит. За флажки.

Выводы?

Пытаясь выразить, как он был потрясен обвинениями, он пишет: «я никак не мог этого осознать; ничто в моей жизни не подготовило меня к тому, что я могу оказаться преступником». Не поспоришь. Всю жизнь он пробыл жертвой… а ничего, собственно, и не изменилось. Теперь он жертва ложного обвинения, жертва – как я твердо уверен – подставы; жертва средств массовой информации; жертва судебного произвола. Все одно к одному. Но оборот, который приняли события, наводит на размышления.

Предположим, действительно есть некий Божий план для Полянского. До 77 года было похоже, что ему пришлось через все это пройти для того, чтобы его фильмы приобрели особое качество подлинности, отличающее их от фильмов всех прочих известных мне режиссеров. Что бы ни происходило на экране, зрителя не покидает неуютное ощущение, что все правда – потому что все правда. Полянский говорит, что его личный опыт никак не отражается в его фильмах (за исключением Пианиста), но это дудки. Отражается, еще как – в конце концов, он сам говорил, что камера – это рентген души режиссера. Пусть отражается не прямо, преломляется, превращается, преображается, все равно этот опыт там присутствует. Именно поэтому все его фильмы – настолько живые, и их так тяжело смотреть.

Что же получается – все эти мучения были нужны для того, чтобы сформировать одного выдающегося режиссера? Ну да, пути Господни неисповедимы, и хотя эта мысль приводит в некоторое смятение, кто сказал, что такого не может быть?

Точнее, не могло. До марта семьдесят седьмого.

Поворот судьбы, как поворот ножа в ране. Поворот, который волшебным образом меняет все. И придает судьбе Полянского совершенно новое измерение.

Все эти драмы были для того, чтобы получился один гениальный режиссер, правильно? Который снимал бы выдающиеся, несравненные фильмы, правильно? А теперь – что если его имя будет навсегда заляпано грязью, заплевано самым отвратительным из всех возможных обвинений, если оно станет синонимом для всего самого презренного и постыдного? Если люди теперь откажутся смотреть его фильмы, отбрасывая их как нечто грязное, созданное извращенцем? Если к этому гениальному режиссеру станут отныне относиться хуже, чем к бешеной собаке, будут публично оплевывать и забрасывать камнями, и всем будет наплевать, какие там фильмы он когда делал? Если все было зря?

Ну, что? Какие будут танцы с такой цепью на ноге?

Денег нет, работы нет («они бросили мои фильмы as a hot potato, «как горячую картофелину», говорит он в интервью, а по грамматике надо «like a hot potato”, и эта ошибка выдает, что он не так наплевательски к этому относится, как – чтобы только уберечься от жалости! – всегда делает вид). Репутация? Положение в обществе? Перспективы? Нет, конечно, его французские коллеги никогда не верили в идиотское обвинение, но вы же понимаетеопять через край. Все вляпываются в секс-скандалы, но масштаб! И никто не моет полы в тюрьмах. Это не принято.

И при всем при этом он опять находит силы встать и заново выстроить свою жизнь.

Когда я смотрю хронику этого времени (главным образом с французского телевидения), я чувствую себя, как родитель, который на детском утреннике вздыхает: «У всех дети как дети…» В самом деле, все в костюмах и при галстуках, все подстрижены, никто на стуле не вертится, ногти не кусает, шнурки на кроссовках не завязывает (да и вообще все в ботинках), ничего под столом не собирает… Как будто он всем своим видом заявляет: все равно будете на меня глазеть, так пусть хоть не зря. Как «невообразимая» мадам Гадериан из «Жильца», на которую активистка доносит, что та «моет посуду по ночам, и еще свистит при этом».

Все тот же психолог рассказал мне, что у людей, до такой степени травмированных – многократно, продолжительно и тяжело – остается не так много вариантов поведения. Во-первых, самоубийство (см.статистику самоубийств среди тех, кто выжил в катастрофах). Во-вторых, можно свернуться в позу эмбриона и тихо спятить. В третьих, можно все отрицать, блокировать; в результате тоже спятишь. В-четвертых, можно, казалось бы, просто принять все, что произошло, и научиться жить с этим как все «нормальные люди», - некоторые даже создают на этом капиталец, всю оставшуюся жизнь красуясь в терновом венце, но это не наш случай. Что осталось? А осталась, понимаете ли, «одна забава – пальцы в рот да веселый свист». Эпатаж, провокация, вызов. А что еще делать, когда тебя – в довершение ко всему, как будто и так мало было – на всю жизнь выставили к позорному столбу? Вот он и нашел свою нишу, если место посреди площади можно так назвать: вместо чтобы оставаться отбросом общества, он ухитрился стать lenfant terrible всея Европы. И еще свистел при этом.

Потом он женился на чудесной женщине, и у них появились чудесные дети. Он даже смягчил (до некоторой степени) свою склонность эпатировать и стал примерным мужем и отцом. Он снял «Пианиста», что безусловно подвиг для человека, пережившего Холокост, и было бы просто невозможным для того, кто там не был.

Вздох облегчения?

…А потом все сорвались с цепи, и конца этому не видно.

Возвращаясь к моей собственной истории… Я читал все это в начале июля 2010, безо всякой хронологии, складывая головоломку из разных документов. Была дикая жара, мне казалось, что я схожу с ума.

Передо мной лежал медицинский документ, который гласил, что никаких следов насильственного или какого другого проникновения обнаружено не было, и параллельно – истерические вопли про «зверское» и «самое ужасное в истории» изнасилование. Я читал свидетельские показания Гаймер о ее предшествующем сексуальном опыте, и параллельно – камлания про «растление малолетней». Ее показания о том, как она разгуливала и плавала нагишом – и безумный бред Райзман про умирающую девочку. И так далее. Позже я обнаружил здравые комментарии и нашел блоги и посты, которые меня отчасти успокоили: нет, это не я – это мир сошел с ума, и, к счастью, не весь.

Но тогда, в июле… может быть, совпало так… я был один против всего мира, с документами, которые ни для кого не имели никакого значения. Как будто я выпал в какое-то другое измерение.

И вот тут-то я узнал еще одно. Мне уже было известно, что Полянский как раз в это время находится под домашним арестом и электронным наблюдением, но пресса называла это приспособление «браслетом», поэтому я думал, что оно надевается на запястье. Теперь я обнаружил, что это не bracelet, а anklet – то есть не на запястье, а на лодыжку.

И вот этот штрих завершил для меня всю картину.

Все в нашей истории ходит кругами. Сам Полянский: возвращается туда, откуда надо бежать без оглядки. Его судьба: колючая проволока вокруг гетто, колючая проволока вокруг тюрьмы Чино, колючая проволока вокруг цюрихского СИЗО. Мать убита; жена и сын убиты. Стена, отделяющая гетто от собственно Кракова; железный занавес, отделяющий соцстраны от собственно мира; железный занавес для одного отдельно взятого человека, которому опасно соваться за пределы Франции. Лоренс Риттенбанд, Лоренс Силвер, и Стивен Лоренс Кули. Заявление о виновности пришлось делать в годовщину смерти Шерон. Мэнсон сидит в тюрьме Чино. А теперь еще это.

Этот браслет замкнул круг, начатый попытками Тощего танцевать с цепью на ноге.

И вот тогда все куски картины встали на место, и меня всерьез пробрало. У меня было… ну да, смейтесь сколько влезет, показывайте пальцами, придется мне рискнуть. То, что было, я назвал бы видением. Я внезапно понял, что если действительно есть Божественный план, то вот так все это и кончится: Полянского экстрадируют в США, там посадят, и -

И последним, что он увидит в своей жизни, будет колючая проволока.

Тогда я стал молиться святому Антонию. Жара, перенапряг, мозги в хлам, - я лепил что-то маловразумительное. Я говорил, «Слушай, ну да, это очень изящный план. Очень красиво. Само совершенство. Но знаешь что? Не надо этого делать. Ну вот простоне надо. Пусть он живет спокойно. Ладно, я понимаю, что я могу ошибаться, да? Тогда, если он не такой, как мне кажется, тогда уж ладно, пусть… но если он такой, как я думаю, то есть величайший человек из ныне живущих, и… ну хороший же человек, понимаешь!… и не повинный в этих идиотских обвинениях… пожалуйста, тогда не надо этого делать. Пусть он будет свободен. Я очень прошу».

Ну да, я знаю, как это все звучит, но честное слово, мне плевать. Я рассказываю всю правду, и не собираюсь ничего менять для правдоподобия, или чтобы лучше выглядеть в чьих-то глазах.

Я закончил молитву и лег спать. Я клянусь, что понятия не имел, когда швейцарцы намеревались принять свое окончательное решение. На следующее утро я проснулся, чтобы узнать, что решение принято. Полянский свободен.

Спасибо, св.Антоний.

Спасибо всем, кто не присоединился к шайке линчевателей.

Спасибо всем, у кого хватило мужества защищать поразительного, выдающегося, оклеветанного человека.

Спасибо тебе, - тому, кто дочитал это до конца.

6 comments:

Елена Прошина said...

Уважаемый Jean Melkovsky,

Прочитала Ваш материал, сначала английскую версию (там тоже оставила комментарий). До сих пор не могу опомниться – прийти в себя. Я видела почти все его фильмы, а после «Пианиста» поняла, что лучшего режиссера и ЧЕЛОВЕКА просто не может быть. Проплакала весь фильм, а потом принялась писать ему письмо, но, конечно, не отослала, вряд ли мои слова могут передать хоть приблизительно то, что я чувствовала. И, когда я прочла «Балладу…», первая моя мысль была о том, что немедленно надо что-то делать, чтобы защитить этого удивительного человека. Вы сделали, по-моему, невозможное.
Спасибо Вам, так все логично, четко, грамотно, документированно. Это настоящее научное исследование, но при этом эмоциональное и чрезвычайно точное. Кроме того, это настоящее открытие еще одной страницы американской жизни, довольно страшной страницы. Я знаю, что у Вас много друзей в США и других странах, и они должны узнать, что в самых либеральных демократиях могут совершаться чудовищные ошибки.
Надеюсь (хотя и понимаю, что это невозможно, но надеюсь), что Американский Суд и правительство извинятся перед Р.Полянским и хоть немного откорректируют свою чертову политкорректность.
С любовью и уважением,

Елена

Fox92 said...

Боже праведный...
Я читала и под конец уже чуть ли не ревела. Честное слово.
Особенно, когда вы написали, про браслет. И проволоку. И Лоренсов...
Знаете, я думаю теперь, что это и в самом деле некий Божественный план. И в этот план также входите и вы. Вы, который единственный выстроил такую цепочку. Спасибо.
Большое спасибо, что вы просто любите этого человека. Я думаю, ненавистников у него намного, намного больше.
Спасибо, что не пожалели потратить свое время на его биографию и написание данной работы.

Jean said...

Fox92!

>> "Знаете, я думаю теперь, что это и в самом деле некий Божественный план. И в этот план также входите и вы. Вы, который единственный выстроил такую цепочку" <<

Fox, у меня просто нет слов - такое Вам спасибо за это. Услышать такое - не просто счастье, это один из тех редких в жизни моментов, когда понимаешь, что все не зря. Как будто я тоже теперь могу сказать, "Мне есть что спеть, представ перед Всевышним". И все мои попытки пробить башкой стену американского святошества, невежества, глупости, предвзятости и злобы (ах, какие баталии приходится вести, например, на imdb!) - все имеет смысл, потому что есть такие люди, как Вы. И другие мои читатели и комментаторы, конечно (и на англоязычной версии есть замечательные комменты здравомыслящих людей, у которых остались и мозги, и сердце, и душа) - но Вы сказали самое прекрасное и самое важное, то, чего я даже не мечтал услышать.

Fox92 said...

Jean,

Да, американское "правосудие" жутко раздражает. Особенно сейчас.
На youtube идут не менее гнусные баталии, чего там только нет, к сожалению. Сейчас намереваюсь сделать небольшой ролик в поддержку Романа, хотя вряд ли это хоть чем-то сможет помочь.
Скажите, вы упоминали в тексте, что работаете над сценарием. А у вас уже есть фильмы, снятые по вашим сценариям, или же это первый? Просто сама увлекаюсь кинематографом до жути, хочется иногда пообщаться с людьми, которые знают в этом настоящий толк :).

Jean said...

Fox, давайте что-нибудь действительно сделаем! Оставьте коммент с вашим email адресом, ладно? Я не буду его публиковать, а у нас будет возможность связаться и подробно переговорить.

IFT33 said...

Мир сходит с ума и порою правда лежит у нас перед самым носом, а нам даже лень посмотреть на ситуацию с другой стороны...
Сказать, что эта история потрясла меня - значит не сказать ничего совершенно. Неимоверно жаль, что столь талантливый и, безусловно, добрый человек подвергся таким нападкам и стал "врагом народа". Обиднее ещё от того, что Полянский и так настрадался достаточно в течении своей жизни, и не дай Бог хоть кому-нибудь пережить хоть частичку того, что пережил этот человек.
Мне так же хотелось бы хотелось выразить своё восхищение автору этой статьи за проделанную работу! Вы не только собрали по крупинками все эти факты (Боже, я никак не могу представить, как вообще возможно всё это найти?! где можно взять столько терпения?!), но так же выстроили их в увлекательную, познавательную и чувственную статью.
Спасибо Вам огромное, будем верить, что правосудие действительно восторжествует.