Глава 4. Сбежал от правосудия?

Но был донос, и был навет,
Кругом пятьсот, и ваших нет.
Был кабинет с табличкой «Время уважай».
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт и посылают за Можай.
(В.Высоцкий)

Кличка не кличка, а закон есть закон, Полянский его нарушил, и значит, должен быть наказан – а вроде не был. Вроде сбежал от правосудия, правда?

Нет, неправда. Такая же ложь, как и те две, про «изнасилование» и «ребенка».

Сейчас мы увидим, что дело с самого начала было сплошным глумлением над правосудием.

Итак, имеется жалоба: изнасилование с применением наркотиков.

Медицинское обследование – самый важный документ – не обнаруживает ничего абсолютно.
Анализ на наркотики в крови – второе по важности исследование – вообще не проводится.
Психиатрическая экспертиза обвиняемого показывает, что он ни коим образом не является MSDO - «сексуальным преступником, страдающим психическим расстройством» (mentally disordered sex offender).

Естественной реакцией защиты будет потребовать психиатрического, или хотя бы психологического, освидетельствования «жертвы». Я надеюсь, все понимают, с какой целью. Представьте себе, что завтра вас самого, или, если вы женщина, вашего брата, отца или сына обвинят в изнасиловании, медицинское обследование заявительницы не покажет ничего, никаких следов проникновения, зато ее заявление будет изобиловать живописными подробностями (включая два эпизода содомии без лубриканта). Надо подключать специалиста, пусть он определит, насколько барышня склонна фантазировать. Особенно принимая во внимание, что остальные компоненты ее саги либо не подтверждаются, либо прямо опровергаются.

Лоренс Сильвер, адвокат мисс Гейли (а впоследствии, до сего дня, и миссис Гаймер): «Да, было предложение, чтобы психиатр ее освидетельствовал, и судья уже было распорядился, но я вмешался. Они собирались определить, не было ли это фантазией, определить насколько она психически уравновешена. Но моя позиция была: да бросьте, господин судья, она же жертва преступления! Вы не должны распоряжаться, чтобы ее подвергали психиатрическому обследованию».

Я плохо понимаю, с чего она вдруг «жертва преступления» когда ничего не доказано и все указывает на обратное, но главное не в этом. Уже здесь видно, как именно в нашем случае выглядит правосудие. «Да бросьте, господин судья», роли распределены, мы не усомнимся в ее ничем не подтвержденных словах и никогда не подвергнем их никакому анализу.

Я имею в виду, никогда.

Было по крайней мере пять возможностей подвергнуть ее бредни какому-никакому испытанию, и ни одна не была использована.

  1. Психиатрическое освидетельствование? – Отменено. «Бросьте, господин судья», мы знаем, что она жертва, и знаем, что было совершено преступление, нам не нужно ничего, что могло бы бросить тень на это наше предзнание.
  2. Терапия? – Саманта отказалась. Поступила бы так настоящая жертва настоящего изнасилования? Вряд ли. А некто желающий увильнуть от пристального взгляда? О да.
  3. Перекрестный допрос? – Саманта отказалась, при ярой поддержке со стороны матери и адвоката. Что, во избежание новой психологической травмы? Не смешите. Есть множество свидетельств, что она отнюдь не вела себя как подобает «травмированной», а также ее собственных заявлений, что травмирована она была только и исключительно средствами массовой информации (и еще одним фактором, но он уж вовсе ни в какие ворота не лезет. «Самым ужасным было то», сообщила она в одном интервью, «что мне никто не верил. Все считали, что я это выдумала». М-да, приходится посочувствовать. Тут поневоле начнешь нагромождать кошмарные детали). Кроме того, в теорию о травмировании не вписывается отказ от терапии.
  4. Вопросы от Большого Жюри? – Но мы уже видели качество этих вопросов. БЖ позволило ей болтать в свое удовольствие, не пытаясь прояснить никаких ключевых деталей – как будто боялись, что вот начнешь прояснять, и дело развалится (что да то да).
  5. Суд присяжных? – Дело не дошло до суда. Саманта, ее матушка, ее адвокат – все настаивали на соглашении сторон.

А история-то выходит паскудная. Похоже, кого попало можно обвинить в изнасиловании без малейших доказательств, и при этом не услышать ни от кого ни одного неудобного вопроса. Но дальше - больше.

Мы только что наблюдали фарс под названием «Большое Жюри»: подложные улики заметены под диван,  медицинское заключение просто проигнорировано, на несообразности в показаниях «жертвы» и ее матери наплевано, ключевые свидетели не вызваны. Что теперь? Суд или соглашение сторон?

С некоторой точки зрения, суд был бы лучше. Нормальный защитник проковырял бы такие дырки в Самантиных показаниях, что, учитывая полное отсутствие доказательств (помимо подложных), Полянского могли бы безоговорочно оправдать. В W&D, документальном фильме Марины Зенович обвинитель Роджер Гансон рассказывает, как он собирался выстраивать линию обвинения:

«В каждом фильме Полянского встречается один и тот же мотив, испорченность сталкивается с невинностью над водой. Я сказал себе: ну-ка, ну-ка, ведь и тут же у нас то же самое. Испорченность (Роман Полянский) сталкивается с невинностью (13-летней девочкой) над водой (джакузи). Я чувствовал, что смогу убедить часть присяжных, что именно это произошло, что он перенес такую сцену в реальную жизнь

Эй, постойте! Я даже не буду говорить об очевидном, что во всех своих фильмах Полянский всецело и однозначно идентифицируется с жертвой, или что отождествление данной конкретной девушки с невинностью означало бы искажение истины до совсем уж неподобных очертаний… Я только спрошу: мистер Гансон, вы это… того… всерьез? Это и есть ваше дело?

О да, он это всерьез. Так же всерьез, как Силвер со своим «бросьте, господин судья» в качестве аргумента, почему не надо проводить важное обследование. Так же всерьез, как БЖ, в гробовом молчании позволяющее девочке Саманте многократно разыгрывать свой единственный козырь под названием «я боялась».

Вот такое было у них дело. Потому что, как мы видели, больше у них не было ничего. Да черт возьми, если бы Полянский просто все отрицал, никто бы в жизни не смог доказать, что там вообще что-то произошло!

До суда, однако, дело не дошло. Саманта, ее мать и ее адвокат дружно запротестовали, и их побуждения вполне очевидны. Но они напирали на «избавить девочку от тяжкого испытания», и Полянский сдался. Согласился на договор.

Почему Дуглас Далтон, защитник, не настоял на суде присяжных? Я вижу две основные причины. Во-первых, секс имел-таки место, и я так понимаю, что Полянскому, который производит на меня впечатление человека честного, было легче сказать правду. Во-вторых, суд присяжных – это лотерея. Даже при том, что все документированные факты говорят в пользу Полянского, даже при том, что Самантины замысловатые построения расползлись бы на клочки от первого нажима, даже с таким козырем, как попытка семейства Гейли ввести правосудие в заблуждение посредством трусов, - слишком многое зависело бы от человеческого фактора, то есть самих присяжных.  

Не будем забывать, что Shield Laws – законы о защите жертвы – уже действовали в то время, так что обратить внимание присяжных на имеющийся у Саманты сексуальный опыт было бы нельзя. Перспективы перекрестного допроса тоже неясны, коль скоро обвинение могло в любой момент заявить протест на беспроигрышном основании недопущения «травмирования». Другими словами, защите могли бы не позволить разоблачить Самантину ложь.

А учитывая отношение судьи, все это было весьма вероятно. Личность и неэтичное поведение судьи Лоренса Риттенбанда подробно анализировались как в W&D, так и в этом исследовании Бреннемана, журналиста, который в 77-78 годах освещал это дело и знает его вдоль и поперек. Если коротко, покойный Риттенбанд - типичный расист и вообще ксенофоб. Для него польский еврей, живущий во Франции и снимающий непонятные фильмы, - что красная тряпка для быка. Кроме того, Риттенбанд был карьеристом, необыкновенно падким на освещение своей фигуры в СМИ и, хуже того, всецело зависящим от мнения о себе высшего истеблишмента, прежде всего своих друзей по элитному клубу Хиллкрест. Бреннеман пишет, «Риттенбанд так вцепился в это дело, потому что оно предвещало пополнение его коллекции газетных вырезок о собственной персоне и запас тем для ежедневных бесед за ланчем в Хиллкресте.» Интересно так же отметить, что едва взглянув на дело, он сразу просек суть, вопросив (цитировано Бреннеманом): «Что это? Очередные матушка с дочуркой вышли на охоту?» Все всё понимают… но не упускать же такую упоительную сенсацию как дело о прославленном режиссере, «изнасиловавшем ребенка». Вот это таки да, алмаз в короне у судьи предпенсионного возраста.

Ну вот. А если бы присяжные тоже оказались предвзятыми ксенофобами, а обвинение предъявило бы «жертву» в платьице и гольфиках, без макияжа но зато с бантиками в косичках, впечатав в умы присяжных образ «маленькой девочки», вся демагогия (а кроме демагогии, напоминаю, у них не было ничего) могла бы достичь цели. Был бы подсудимый американским красавцем типа Эролла Флинна, снимал бы удобопонимаемые фильмы для семейного просмотра, был безупречным семьянином с кристальной репутацией, добропорядочным протестантом и англосаксом по фамилии «Смит», его шансы были бы повыше, но при существующем положении вещей он являл собой идеальную мишень для всяческих предрассудков. А загреметь по статье «изнасилование ребенка с применением наркотиков», при всей абсурдности обвинения, - слишком страшно, чтобы взять да рискнуть. «Роман был для них идеальным злодеем. Иностранец. Говорит с акцентом. Заработал в кино кучу денег. Метр с кепкой. Само совершенство.» (Дэниэл Мельник, продюсер)

С другой стороны, среди присяжных могли преобладать люди непредвзятые, достаточно здравомыслящие, чтобы задать ключевые вопросы и потребовать у обвинения ответа. Если это изнасилование, где признаки? Если был анальный секс, где следы? Если он кончил в ее анус, где сперма? Если воздействие наркотиков было так сильно, что лишило девушку способности сопротивляться, почему полиция не сочла необходимым сделать анализ крови? Чье это пятно у нее на трусах? Зачем семье понадобилось фабриковать улики? Чем объяснить неадекватное поведение матери? Для чего девушка разгуливала и плавала в голом виде? Почему ее показания противоречат словам Анжелики Хьюстон? Чего она так ужасно боялась? Почему не сопротивлялась? Почему не предприняла попытку просто встать и выйти? Как именно ему удалось проделать с ней все эти штуки без применения силы, если она сама не помогала? И кстати, вспомним, что к тому времени европейские СМИ уже наперебой растрепали всю историю девочкиных предыдущих похождений, так что даже если у присяжных потребуют не брать этого в расчет, кто-то может не повестись на впариваемый образ «невинной жертвы».

«Силвер ясно дал понять прокуратуре, что его клиентка не будет сотрудничать с обвинением. Без ее участия процесс был невозможен, поэтому было решено пойти на соглашение сторон.» (Бреннеман)

То есть, принимая во внимание все вышеизложенное, соглашение казалось оптимальным вариантом для обеих сторон. И вот тут мы подходим к поворотной точке всей истории.

На тот момент, когда соглашение было достигнуто, оно удовлетворяло всех. Смотрим на условия: Полянский заявляет себя виновным в «незаконном сексе». Это единственное обвинение, которое на что-то похоже: обычная политика прокуратуры состояла в том, чтобы принимать заявления только по самой серьезной статье, а незаконный секс, наоборот, самая легкая статья из предъявленных – но другие статьи никак не шились. Судья, со своей стороны, обещает условный срок, если будут хорошие заключения и от Департамента УО, и от врачей-психиатров. Это обещание судьи подтверждают все участники событий, и в W&D (фильме Зенович), и в других случаях. Защита чувствует себя тем более безмятежно, что все те, кто проходил по аналогичным делам в последние несколько лет, получили условные сроки – ни один не отправился в тюрьму. Вот как, значит, все будет: Полянский получит год или два условно, «девочка» не подвергнется «ужасному испытанию», обвинение сохранит лицо, Гейли смогут наконец подать гражданский иск и добыть свои деньги, дело закрыто?

И вот тут начинается Кафка.

«Люди имеют право на собственное мнение о том, что произошло, но они не имеют права на свои собственные факты. Тот факт, что Полянский покинул страну, совершенно затмил самое главное: а именно, во что превратилось наше правосудие.
Столько лет прошло, а я до сих пор потрясен. Это дело меня никогда не отпустит.» (Дуглас Далтон, защитник по делу)

8 августа 1977 года состоялись слушания по поводу заявления Полянским своей виновности в «незаконном сексе». В чью мудрую голову пришло назначить это на годовщину гибели Шерон? А то, может, совпадение, в году-то всего 365 дней? Странное какое-то совпадение, но, как бы то ни было, это идеальный эпиграф для последующих сюрреальных событий.

Теперь все зависело от отчета ДУО и от психиатров. Состоялось  обследование Полянского двумя  психиатрами с целью установить, является ли он MDSO (секс-преступником с нарушениями психики). Если бы они решили, что да, является, его без дальнейших церемоний сдали бы в психушку всерьез и надолго.

Заключение психиатров было, однако, в высшей степени благоприятным. Мы уже видели отрывки где прямым текстом сказано: не педофил. Доктор Маркхам, один из обследователей, заявил: «По моему мнению, Полянский никак не является MDSO, и не следует поступать с ним как с таковым».

Заключение ДУО, которое уже тоже неоднократно цитировалось, излагает в сжатой манере именно то, что я пытаюсь донести до читателя моей пространной статьей: девушка была согласна, девушка была половозрелой, девушка была не девушка, не было никакого изнасилования, все преступление сводится к мимолетной ошибке суждения.

Понимаете, они там жили. Они видели «потерпевшую» и говорили с ней. И ее семью они тоже видели. И документы изучали. И безо всякого предубеждения увидели дело таким, каким оно было.

Ну, что? Защита выполнила все условия, правильно? Сейчас наконец последует условный приговор, рекомендованный ДУО, и дело в шляпе?

Не тут-то было.

Теперь на сцену выходит заместитель окружного прокурора, Дэвид Уэллс. В W&D он с большим смаком заявляет: «Чувство у меня было такое, что этому парню место в тюрьме!» Вот оно как. Департамент условного осуждения придерживался противоположного мнения, семья «жертвы» тоже… При этих условиях и позорном отсутствии каких бы то ни было доказательств, только на «чувство» и осталось положиться. Он продолжает: «Риттенбанд просил у меня совета по этому поводу. Я сказал: судья, вы никак собираетесь дать этому парню условный срок! Он ответил: нет, нет, я его посажу».

Это интересно знать. И Гансон, и Далтон утверждают в один голос, что судья обещал условный срок (если будут выполнены его условия, а они были выполнены на все сто) – иначе защита просто не согласилась бы на договор. В Отчете ДУО прямо говорится: «тюремное заключение не рекомендуется». Никого, кто в те годы осуждается по таким же делам, в тюрьму не сажают. Но с Полянским все иначе, правильно? И вот судья позволяет себе слушать всех, чье мнение имеет значение для него лично: СМИ, истэблишмент, и окружную прокуратуру. Позволяя этой компании на него влиять, советуясь с журналистами («Скажите, Дик, какого черта мне делать с этим Полянским?» спросил Риттенбанд однажды Бреннемана), своими друзьями по клубу (как мы еще успеем увидеть) и прокуратурой, он грубо нарушает закон.

Уэллс: «Какой бы приговор не вынесли, если бы речь шла хотя бы про один день в тюрьме, Далтон обжаловал бы его, и был бы прав.» Ну разумеется, был бы прав. Но у них же было «чувство», вопреки всем доказательствам, здравому смыслу и логике, вопреки рекомендациям ДУО, вопреки всем материалам и документам. У этого «чувства», между прочим, есть название: предубеждение. Вот, собственно, что случилось с Полянским: он стал жертвой чрезвычайно предубежденных судьи и прокуратуры.

Ну вот хочется им его посадить! «Мы полагаем, что неподдающийся исчислению эмоциональный ущерб может стать результатом тюремного заключения обвиняемого, вся жизнь которого производит впечатление нескончаемой череды наказаний» - написано в отчете ДУО. Я практически не сомневаюсь, что именно это соображение и породило дьявольскую идею, авторством которой хвастается Уэллс.

Уэллс: «Риттенбанд говорит: ну, что же мне делать? А я отвечаю: назначить ему 90-дневное обследование, вот что. Это не приговор, этого он не сможет обжаловать, придется ему туда отправляться!» (W&D)

Обследование? В клинике? Ага, как же. В психиатрическом отделении тюрьмы Чино. Блеск идея, правда? Ничего у нас на него нет, по суду его приговорить к тюрьме не получается, а поиздеваться очень хочется – вот как это все звучит. Ну ведь были у них уже результаты его психиатрических обследований, Боже ж мой! Ну ведь знали они уже, что никакой он не психованный маньяк! Для чего им еще одно обследование? Просто до зарезу неймется увидеть его за решеткой. На единственном основании этого «чувства», которое они дружно питают.

И все-таки, если забыть, что тюремное заключение среди сумасшедших уголовников оказалось бы жестоким испытанием для человека, к своим 43 годам пережившего столько тяжелейших травм, - если, говорю я, от этого отвлечься, то беспокоиться вроде бы не о чем. Защита была уверена (небезосновательно), что все отчеты будут благоприятными. Таким образом, если это (совершенно лишнее, учивая уже состоявшиеся) «обследование» насытит судейскую жажду крови, можно считать, что всё не зря.

К тому времени у Полянского кончились деньги, и Дино Лаурентис подбросил ему шабашку: ремейк фильма «Ураган». Пришлось соглашаться, потому что других источников дохода не было («Мне стало нечем платить адвокату», скажет он потом). Судья проинструктировал Далтона просить о серии 90-дневных отсрочек, которые он собирался предоставлять в течение аж целого года: приблизительный срок, за который можно снять фильм.

Далтон: «Риттенбанд хотел, чтобы мы устроили открытое судебное заседание и притворились… не уверен, что он сказал именно «притворились»… в общем, чтобы мы не подавали виду, что все заранее договорено. Он сказал, «Пусть сначала выходит Гансон, и излагает свои аргументы в пользу тюремного заключения, потом вы, Далтон – свои, в пользу условного. Потом я выскажу свои замечания, приговорю его к диагностическому обследованию в Чино, а пресса пусть ничего не знает о нашем договоре. Если пресса не пронюхает, и если Полянский получит хороший отчет от департамента условного осуждения, а мы уверены, что так и произойдет, в этом обследовании и будет состоять его наказание.»

Гансон: «Да, именно такую фальшивку… то есть именно такой сценарий Риттенбанд собирался осуществить, и осуществил

Далтон: «К этому моменту события стали просто сюрреальными. Мы с Гансоном вошли в зал суда, битком набитый журналистами и зрителями. Мы сели на место и стали ждать, когда выйдет судья. Я аргументировал первым. Странное это ощущение, аргументировать когда знаешь, чем дело кончится. Но мы покорно продолжали. Я представлял аргументы за условный срок, и старался чтобы все звучало как по правде. Гансон встал и изложил свою позицию, потом Риттенбанд выступил с заключительными замечаниями, тоже явно заготовленными заранее – причем говорил лучше нас обоих. А я сидел и думал: «Все понятно. Он знает, что это дело тянет только на условный срок. Департамент условного осуждения рекомендовал условный срок. Администрация Чино по всей вероятности будет того же мнения. Он просто хочет, чтобы публика и пресса привыкли к мысли о том, что срок будет условным. Чтобы они послушали, на каком основании он пришел к этому выводу.»      

Когда представление закончилось, прессе сообщили, что Полянскому предстоит подвергнутся психиатрическому обследованию в тюрьме, но сначала ему предоставят трехмесячную отсрочку для завершения текущей работы. Как мы помним, судья собирался потом дать еще ряд отсрочек, но прессе об этом не сказали.

И вот Полянский едет в Европу заниматься подготовкой к съемкам, и черти приносят его в Мюнхен. А в Мюнхене Ганс Моллингер тащит его на Октоберфест.

Моллингер: «Роман вообще-то не хотел идти, но мы сказали, ты должен это увидеть, это что-то невероятное. И он сказал, ладно

Они пошли большой компанией, а поблизости случился фотограф, Istvan Bajat, который никак не мог упустить такой шанс. Так фотография Полянского оказалась в газетах.

Самое интересное, что ничего особенного в этой фотографии нет. Сидит человек, курит сигару, рядом кружка пива. Но все зависит от интерпретации, а когда Дэвид Уэллс бросился показывать фотографию Риттенбанду, он истолковал ее следующим образом:

И я сказал: судья, вы столько ошибок уже наделали в этом деле! Смотрите, это же фига вам под нос! Он же издевается над вами!
И еще я сказал: вам еще не надоело?
Он ответил: «Что? Что? Это ему даром не пройдет

То есть? Вам еще не надоело – что именно? Ему даром не пройдет – что конкретно? Курить сигары уже нельзя, или пиво пить? С каких пор это преследуется по закону или считается фигой под нос судьям? Даже учитывая, что фотография была обрезана так, чтобы создать впечатление, что он сидит в компании двух женщин (на самом деле вокруг были толпы народа, а женщин сопровождали их мужья и друзья) – что в этом криминального? Да если бы они даже не были ничьими женами, если бы одна из них была его любовницей – да хоть обе! – где тут в огороде бузина? Гансон пытается объяснить, что судья пришел в бешенство поскольку «известно, что мистер Полянский очень сосредоточен и полностью погружен в работу, когда занят фильмом, а судя по этой фотографии, в тот момент этого не происходило» - но серьезно, граждане, какое отношение имеют чьи-то профессиональные привычки к уголовному делу? Кто сказал, что подготовка к съемочному процессу происходит в непрерывном режиме двадцать четыре часа в сутки?

Лоренцо Семпл-младший: «Роману всегда не везло. Осмотрительный человек в жизни бы так не подставился. Я имею в виду, другой подсуетился бы сфотографироваться в соборе.» Осмотрительный, а точнее лицемерный, тот, кто чувствует, что виноват, и поэтому старался бы представить себя в наилучшем свете. А не тот, кто просто хочет на минуту расслабиться после сюрреалистического ада, где к тому моменту пробыл уже 7 месяцев, и перед погружением в очередной круг того же ада.

Бреннеман. «И тут жены завсегдатаев Хиллкреста просто с цепи сорвались. Как только пришла воскресная почта, телефон у Риттенбанда начал разрываться, все его дружки и их возмущенные супруги негодовали, как это он позволил «этому извращенцу» разгуливать на свободе и опять развлекаться с молодыми девушками».

И вот тут всплывают интересные вопросы. Значит, судья назначает новое обследование, чтобы убедиться, что обвиняемый не является опасным маньяком-насильником-педофилом? Означает ли это, что судья до сих пор не уверен? А если не уверен, то что же он отпускает предполагаемого маньяка ехать куда глаза глядят? Чтобы тот «изнасиловал» еще каких-нибудь «детей»? Нет? То есть судья знает (ознакомившись с результатами предыдущих экспертиз), что обвиняемый – никакой не маньяк, никакой не насильник, никакой не педофил. А чего тогда опять обследовать?

Я уже отвечал на этот вопрос, но давайте еще раз на нем сосредоточимся. Да, им до зарезу хотелось его еще помучить и причиной тому личная неприязнь, но теперь ясно виден еще один интересный аспект. Они тянули время как могли, чтобы не выносить этот условный приговор: отсюда и лишнее обследование, и щедрые отсрочки. Они ждали, что он совершит какой-нибудь ложный шаг, во что-нибудь вляпается, чем-то себя запятнает. А он не доставил им этого удовольствия. Не только никого не изнасиловал – в жизни этим не занимался, и уж этого они никак не могли ожидать – но не совершил никакого правонарушения, ни в каком виде, ни малейшего, не ввязался ни в один скандал ни сексуального, ни еще какого характера, даже не позволил себе ни одного неосторожного высказывания, которое могло бы быть использовано против него.

Он всего-навсего пошел выпить пива.

И они использовали это против него. Потому что больше ничего у них не было. Опять. И судья, исполненный благородного негодования, приказал Полянскому немедленно возвращался в Штаты. И он немедленно вернулся. Чего бы не сделал, если бы имел намерение «бежать от правосудия». Похоже, у него все еще была надежда, что правосудие для него возможно.

Лаурентис под присягой показал, что Полянский не делал ничего несовместимого с предсъемочным процессом, но напрасно – судья отказался предоставлять дальнейшие отсрочки (смекнув, осмелюсь предположить, что преступления ужаснее посещения пивной ждать не приходится). И вот Полянский отправляется в тюрьму для прохождения очередной психиатрической экспертизы – другими словами, для удовлетворения садистских инстинктов судьи и заместителя прокурора.

Далтон: «Я сказал ему: надо просто собраться с духом и пройти через это. И не забудь, когда все это кончится, дело будет завершено. Тебе больше не придется идти в тюрьму, и все это будет позади

Если бы так.

Я избавлю вас от эмоциональной части – каково это, оказаться среди ненормальных уголовников – только напомню, что Полянский вызвался убирать территорию, хотя статус «обследуемого» позволял ему безопасно сидеть в камере и тихо трогаться рассудком (см. биографическую статью). Выпустили его через 43 дня - психиатры не нашли причин для продолжения обследования. Их заключение не оставляет места никаким разночтениям: нет, не маньяк. Не извращенец. Не педофил. Без психических отклонений. Но мы это и раньше знали. И судья тоже.

Ну что, теперь-то наконец всё?

Гансон. «За это время в средствах массовой информации появилось очень много критики в адрес судьи

Ну разумеется. Если прессе все время долбят два ключевых слова – «изнасилование» и «ребенок» - как она должна реагировать? Что с того, что оба слова – ложь, они прекрасно годятся для сенсации, для скандала, вожделенного всем.

Ванаттер: «Понимаете, обвинения были очень серьезными. За такие преступления в тюрьму сажают лет на десять, пятнадцать, двадцать. Тринадцатилетняя девочка, а он занимался с ней сексом, содомировал ее, дал ей наркотики, дал ей алкоголь. И ему ничего за это не было

Видите, что он делает? Повторяет всю эту галиматью про «девочку», «содомировал», «дал наркотики и алкоголь», словно это истина Божия. Он говорит «обвинения были серьезными», а потом шустро передергивает и создает у слушателя впечатление, что обвинения были доказаны. Единственным солидным обвинением был «незаконный секс», и я в ужасе от того, что человек, призванный охранять закон и порядок, прибегает к грязному подлогу: намеренно путает «обвинен» и «признан виновным». Не приходится удивляться, что пресса тоже пренебрегла этим тонким различием – и обрушилась на судью за снисходительность.

Но судья подвергался давлению не только со стороны прессы.

Хок Кох: «Мой отец был в клубе Хиллкрест, мыл руки в уборной. Рядом с ним стоял судья Риттенбанд. И один из джентльменов подошел к Риттенбанду и сказал, «Вы действительно собираетесь отпустить этого – многоточие, многоточие – польского недомерка?» А Риттенбанд ответил: «Это он так думает, и совершенно напрасно. Мы собираемся засадить этого – тут опять многоточия – до конца его дней

Вот как вершится правосудие: в уборных клубов для элиты. Кто-то еще удивляется, что Полянский в конце концов свалил?

Далтон: «Когда мы опять встретились с судьей, он сказал, что передумал и не сдержит обещания не приговаривать Полянского к тюремному заключению после завершения диагностического обследования. Он привел ту причину, что его слишком много критикуют

Хороша причина? Не материалы дела, поскольку мы уже видели, что в них нет ни черта, а вот критикуют его много. Мнение прессы, истеблишмента и публики было единственным, что имело для судьи значение, и его поведение с этого момента было непредсказуемым. Для начала он собирался отправить Полянского назад в тюрьму на остальные 48 дней, а потом что? Гансон считает, что Риттенбанд планировал депортацию, что было бы абсолютно противозаконно так как не входит в компетенцию судьи, но вообще-то могло бы быть все что угодно.

Далтон: «Тогда Гансон сказал: «если вы так хотите, чтобы он отбыл еще 48 дней, почему бы просто не отправить его в окружную тюрьму на этот срок? Тогда получится, что он отсидел ровно те самые 90».
Но Риттенбанд ответил, что не хочет этого делать, потому что у прессы должно сложиться впечатление приговора с настоящим сроком. Он сказал, что если я вернусь в суд после того, как пресса и публика уйдут, от вызовет Полянского и освободит его.»     

Ни Гансон, ни Далтон не желали принимать участие в этом балагане (их собственное слово), где обвиняемый отдавался на милость каприза судьи, действующего против профессиональной – и любой – этики, не говоря о законе.

Гансон. «Далтон повернулся ко мне и спросил: «Как вы считаете, судье можно верить?» А я ответил… о чем теперь жалею, не знаю, изменило ли это что-нибудь, но все равно не надо было мне этого говорить… «Почему бы и нет? Вы же поверили ему в прошлый раз

Вот-вот. Все, оказывается, всё понимали: верить судье нельзя, а ожидать можно чего угодно.

Далтон. «Я точно знал, что больше не намерен участвовать в процессе, единственной целью которого является споспешествование личным амбициям судьи Риттенбанда. Я известил Романа, что по моему мнению, приговор будет незаконным, что мы, скорее всего, сможем апеллировать, но процедура апелляции будет длинной, и на всем ее протяжении он будет находиться в тюрьме. Я также сообщил ему, что судья сказал, что если Роман согласится на добровольную депортацию, то его отпустят на свободу при условии что сперва он отсидит еще 48 дней.
Роман спросил: «А ему можно доверять?»
И я сказал: «Нет, ему доверять нельзя. Мы понятия не имеем, что он еще выкинет. Мы все пришли к выводу, что верить ему больше нельзя, и его обещания ничего не стоят».
Роман встал, посмотрел на меня и, если мне не изменяет память, сказал: «Ну ладно, ребята, увидимся». И ушел».

И вот только теперь – в аэропорт, и прочь из Америки. Не знаю, кто теперь возьмется повторять эти бредни насчет «сбежал от правосудия». Он бежал от судебного беспредела, и сделал это вследствие толстого намека собственного адвоката. Полянский выполнил все условия, делал все, что от него требовали, и был, честно говоря, из всей этой гоп-компании единственным, кто уважал закон. А потом просто не стало надежды. Теперь я надеюсь всем понятно, почему собственный адвокат Саманты заявил: «Он имел право рассчитывать на правосудие, но вышло все иначе

В W&D Гансон говорит: «Я не удивляюсь, что он уехал, учитывая все обстоятельства.» Его невидимая собеседница хочет, чтобы этот момент хорошо запечатлелся, и спрашивает: «В самом деле?» Он выдерживает небольшую паузу и твердо отвечает: «Да

Полянский покинул Соединенные Штаты 1 февраля, а 24 февраля Риттенбанд был отстранен от дела в результате декларации (поданной Далтоном при поддержке Гансона), обвиняющей судью в предвзятости. Но было поздно.

Часто заявляют, что Полянский в безопасности во Франции так как Франция не экстрадирует своих граждан. Это, конечно, очередная чушь. Закон предоставляет Франции возможность поступать по своему усмотрению в каждом отдельном случае. Другими словами, настоящего преступника они бы сдали как миленькие. Американская пресса пытается представить дело так, что Франция злостно укрывает маньяка-педофила – слушайте, сколько можно заправлять людям арапа? Франция не выдает Полянского потому, что прекрасно видит суть дела: «мимолетная ошибка суждения», за которую уже заплачено тюрьмой, и тотальный беспредел со стороны остальных участников, прежде всего судьи и прокуратуры. Поведение Франции лишний раз подтверждает все, что мы уже знаем об этом деле, и остается неизменным, как бы ни пытались американские СМИ убедить своих читателей, что Франция мотивирована исключительно распутством своей администрации, состоящей сплошь из извращенцев (я не шучу. Они на самом деле это пишут.)

Не одна Франция ведет себя прилично. Здравый смысл и уважение к закону возобладали во всех странах, которые когда-либо получали запросы на экстрадицию Полянского. Самый громкий такой случай, развлекавший публику с 27 сентября 2009 по 12 июля 2010 года закончился точно так же: Швейцария отказалась играть в подлые игры Лос-Анджелесской прокуратуры.

Но это требует отдельного разговора, во время которого перед нами пройдет настоящая ярмарка абсурда, беспредела, передержек, подтасовок, лжи, клеветы и надругательства над законом со стороны людей, призванных его укреплять. В следующих главах мы увидим, как далеко они могут зайти в отчаянной попытке сохранить лицо.

4 comments:

Nell said...

Вот я и прочитала эту статью... не скажу, что я уж очень осведомлена в этой истории, но мне преподносили всегда только одну сторону этого скандала. Было очень интересно почитать, многие факты ввергли в шок (особенно, почему-то, запомнилась история с несчастным Октоберфестом...).
Вот уж человеку в жизни так не повезло...

Viksa said...

Прежде всего, Спасибо большое автору, за так живо, доступно и интересно рассказанную историю, подкрепленную неопровержимыми фактами, фотографиями, а также хроникой развития событий.
История, которая уже так давно заставляет огромное количество людей оставаться не равнодушными в той или иной степени. Для меня как и большинства обычных людей, знакомых весьма поверхностно с творчеством Романа Полянского ( фамилия тоже очередное, как оказалось невежество), но явно отмечающих его отличительную особенность, очень неприятно сталкиваться в новостях о бесконечных гонениях, в особенности тематике этих гонений!
Прочитав и осмыслив, с одной стороны стало легче на душе, так как абсолютно четко прояснилась истина. С другой стороны стало так же обиднее за несправедливо поломанную и так очень не простую судьбу человека. А также за несправедливость правосудия, жестокости одних и беззащитности других и прочих вытекающих от сюда воистину несовершенств нашегобытия!

Ольга said...

Потрясающе!!!! Побольше бы таких людей, развенчивающих настолько грубые как оказывается, шитые белыми нитками заговоры, но держащие обманутыми столько людей!!! Роману большая благодарность за творчество, и за колоссальную человеческую силу, помогающую проходить через все это …

Jean said...

Огромное спасибо всем, кто прочитал, и отдельное спасибо тем, кто прокомментировал.

Так как последние комменты помещены после четвертой главы, я хочу обратить ваше внимание на то, что есть еще четыре - всего их восемь, и несколько дополнительных статей.

Пожалуйста, все, кто не остался равнодушен - помогите мне распространить эту информацию на русскоязычных сайтах!

Еще раз спасибо

Jean